Недавно я встречался с одним отставным британским дипломатом, и тот не без гордости рассказал мне, что именно он является автором термина «управляемость упадка», определявшим главную задачу внешней политики Лондона после 1945 года. «Меня за это критиковали, — пояснил мой собеседник, — но, по-моему, это было точное определение нашей задачи, и, думаю, мы неплохо с ней справились».

Сегодня ни один американский дипломат — не говоря уже о политиках — не осмелится сказать нечто подобное. А жаль! Если бы Америка смогла открыто признать, что ее могущество и влияние в мире слабеет, было бы куда проще вести разумную дискуссию о том, как следует поступать в подобной ситуации. Отрицание реальности — негодная стратегия.

Президент Барак Обама утверждает, что его цель — обеспечить сохранение статуса США как державы номер один. Но даже несмотря на это оппоненты обвиняют его в «пораженчестве». Консервативный публицист Чарльз Краутхаммер (Charles Krauthammer), к примеру, упрекает президента за то, что он смирился с ослаблением Америки. «Упадок — не состояние, — отмечает Краутхаммер. — Упадок — это выбор». При этом «пораженчество» резко отвергают не только ультраправые. Профессор Гарвардского университета Джозеф Най (Joseph Nye) — дуайен американского сообщества экспертов по внешней политике — считает разговоры об упадке Соединенных Штатов очередной причудой интеллектуальной моды, напоминая, как в свое время возникли параноидальные опасения, что Америку «перегоняет» Япония. А обозреватель New York Times Томас Фридман (Thomas Friedman) только что опубликовал книгу с характерным подзаголовком: «Что не так с Америкой, и как это исправить».

Однако любые утверждения о том, что «исправить», возможно, ничего не удастся, а упадок американского могущества — не выдумка и не добровольный выбор, а непреложный факт, в мейнстримовских дискуссиях непозволительны.

Конечно, процесс относительного ослабления Америки скорее всего будет далеко не таким резким, как «пике» Британской империи после 1945 года. США по-прежнему являются первой экономической и военной державой мира, не имеющей равных по дипломатическому влиянию. Однако уже не за горами тот момент, когда первое место на планете по объему ВВП займет Китай — скорее всего это случится в конце нынешнего десятилетия. У Китая, правда, хватает серьезнейших экономических и политических проблем. Но уже тот факт, что по численности населения эта страна в четыре раза превосходит США, означает, что даже в случае резкого замедления темпов роста КНР рано или поздно займет «первое место».

Даже утратив экономическое первенство, США благодаря своему военному, дипломатическому, культурному и техническому потенциалу на какое-то время останутся державой номер один в политической сфере. Но хотя экономическое и политическое влияние — вещи разные, они тесно взаимосвязаны. По мере экономического «взлета» Китая и других держав возможности Америки добиваться своего на мировой арене будут сужаться.

Поэтому Америке необходима разумная дискуссия о том, что означает ее «относительный упадок» — и почему опыт Британии, при всем различии ситуаций, может ей пригодиться.

После Второй мировой войны британцы обнаружили, что ослабление державного могущества вполне совместимо с ростом жизненного уровня простых людей и адекватным обеспечением национальной безопасности. Упадок не означает, что спокойствию и процветанию наступает конец. Однако он требует принятия нелегких решений и создания альянсов с другими странами. Сегодня, когда у США образовался огромный бюджетный дефицит, а Китай усиливается, Вашингтону стоит крепко задуматься о собственных приоритетах. На прошлой неделе Хиллари Клинтон (Hillary Clinton) заявила, что Америка должна сохранить свое влияние в Азии — а это потребует немалых военных расходов. И каковы будут последствия с точки зрения ассигнований на внутренние нужды? Большинство политиков не готовы это обсуждать. Они — особенно в стане республиканцев — предпочитают повторять утешительные лозунги о «величии» страны.

Те, кто не желает вести любые дискуссии на тему упадка, на деле рискуют лишь ускорить этот процесс. Реалистичное признание того факта, что позиции Америки в мире оказались под угрозой, должно послужить стимулом для решительных действий по целому ряду направлений — от реформы образования до устранения бюджетного дефицита. Бесконечные политические дрязги в Вашингтоне свидетельствуют об определенном благодушии — уверенности в том, что бастион американского преобладания абсолютно неприступен, а значит можно позволить себе играть в безответственные игры вроде того эпизода в июне, который чуть не обернулся для страны дефолтом.

В результате неспособности элиты начать серьезную дискуссию об относительном упадке Соединенных Штатов, широкая общественность страны может оказаться неподготовленной к новой эпохе. В результате реакция народа на неудачи внутри страны и на мировой арене будет не спокойной и твердой, а гневной и иррациональной — а значит «параноидальный стиль американского политического процесса», как выразился знаменитый историк Роберт Хофстэдтер (Richard Hofstadter), лишь усугубится.

Дело в том, что «управляемость упадка» связана с психологией не меньше, чем с политикой и экономикой. В 1945 году задача Британии сильно облегчалась свежими еще воспоминаниями о победе во Второй мировой войне. Ее адаптации к новым реалиям способствовало и то, что новым гегемоном стали США — страна, связанная с Британией языком, общим происхождением и политическими идеями. Америке будет труднее сдавать позиции Китаю — хотя этот переходный период, возможно, также будет не столь суровым, чем тот, что пережила Британия.

К сегодняшнему дню британцы научились чуть ли не наслаждаться неудачами. Они во множестве скупают книги с названиями вроде «История героизма в поражении» («Book of Heroic Failures»). Болельщики проигрывающей английской футбольной команды часто скандируют: «Мы дрянь и мы это знаем». В США, насколько я могу судить, подобной привычки нет. Впрочем, когда речь идет об управлении упадком, самоуничижение не обязательно.