Последнее время, особенно после этого интервью, активно обсуждаются изменения, которые произошли или произойдут в национальном лидере. Такой интерес понятен: на ближайшие шесть лет — по моему мнению, не более, — это один из самых актуальных вопросов для общества. Ищутся эти изменения в плоскости политики.

Но Россия сегодня — страна одного лидера, который принимает решения, опираясь больше на свою интуицию, чем на знание и анализ. А потому действия верховной власти в России сейчас в значительной степени определяются не политической логикой, а эволюцией личности ее лидера. Тут и вступает в игру психология.

Представьте, некому человеку выпадает невероятный шанс реализовать себя. Шанс, пугающий своей несоразмерностью масштабу этого человека, как он сам этот масштаб оценивает. Он бросается в работу и поначалу ему кажется, что у него хорошо получается, что предоставленный ему шанс на самом деле соответствует его масштабу. Но со временем он начинает понимать, что получается не все.

Спустя еще некоторое время он уже не может не замечать свои вопиющие провалы. Конечно, на помощь ему приходят различные стратегии психологической защиты, помогающие интерпретировать события выигрышно для себя. Но со временем эта защита перестает справляться с нарастающим потоком отрицательной обратной связи. И тут он ломается — отныне его психика оценивает вероятность добиться успеха (не просто успеха в глазах окружающих, а успеха по его личной максималистской шкале) как низкую. Последствия очевидны: он теряет мотивацию, интерес угасает, копится усталость… И дальше он работает, постепенно теряя драйв, выгорая.

Такое изменение происходит в национальном лидере уже давно — и на это указывает множество поведенческих признаков. Оно протекает в нем неравномерно, но однонаправлено. Да простят меня политологи, но я убежден, что именно это и есть основная причина длительности его колебаний, возвращаться ли на президентский пост. По этой причине в его интервью мы слышим такую странную, но по человечески понятную, смесь угроз и обид (вот я уйду и вам станет плохо!). И главное, по этой причине все больше граждан, глядя на него, начинают ощущать недостаток в нем того драйва, который присутствовал еще несколько лет назад.

Почему началось в нем это изменение? И — что еще интереснее — почему оно не началось раньше?

… Это был уже излет его второго президентского срока. К этому времени деградация государства приобрела такие масштабы, что стала затрагивать не только узкую прослойку общества. Коррупция, некомпетентность и произвол чиновников, а также демонстрация их обогащения стали так или иначе задевать большинство граждан и порождать протестные настроения. Но, парадоксальным образом, энергия протеста этого большинства направлялась на все государственные институты, кроме… национального лидера и его партнера по тандему, чьи рейтинги удивительным образом оставались высокими. На это в числе прочего указывают и впечатляющий разрыв между социологическими показателями отношения общества к национальному лидеру, с одной стороны, и к государственным институтам и ситуации в стране, с другой. Вроде бы, налицо очевидное противоречие — ведь именно этот самый лидер в значительной степени является виновником деградации государства. Как это объяснить?

Некоторые находят объяснение в патернализме, свойственном российскому менталитету. Дескать, царя-батюшку не трожь! Просто бояре ему плохие достались… Но как тогда истолковать то обстоятельство, что рейтинг предыдущего президента беспрепятственно падал, когда ситуация ухудшалась?
Причины, по моему мнению, в другом. Одна из них — страх перед лидером, который обладает признаками авторитарного правителя. Эти признаки — присущие национальному лидеру и отсутствовавшие у предыдущего президента — неосознанно включают в обществе исторический опыт поколений, который делает лидера психологически неприкасаемым.

Но главная причина в другом: большинство граждан не могли желать устранить лидера, дающего им два важнейших блага.

Первое — ощущение принадлежности к сильной стране, которое было утрачено с крахом СССР и возвращено национальным лидером. Возвращено благодаря его риторике о «встающей с колен» России, его агрессивной внешней политике, его гипертрофированному противопоставлению своей страны остальному миру и т. п. Для большинства россиян это ощущение принадлежности к сильной стране было ни чем иным, как основой их личностной самооценки, их статуса. Что и понятно. Это самое большинство жило и живет в неблагоприятных социально-экономических условиях, которые не позволяют индивидууму добиваться успеха своим трудом и способностями и, таким образом, поднимать свою самооценку. Выход, который находит человеческая психика в такой ситуации, — строить самооценку на принадлежности к какой-либо группе, будь-то государство, этнос, социальный класс и прочее. Конечно, для людей, живущих в таких условиях, возможность снова почувствовать себя частью сильной страны гражданином великого «встающего с колен» государства было ничем иным, как мощным подъемом их самооценки, их статуса.

Второе же благо более очевидно: улучшение экономической ситуации, которое явилось результатом повышения мировых цен на энергоносители, но было ошибочно принятое за заслугу лидера.

Итак, для большинства страх перед лидером и, главное, восприятие лидера как источника двух важнейших благ сделали этого самого лидера неприкасаемым даже в мыслях.

Что происходит с обществом, когда оно в силу подобных барьеров не может направить протестную агрессию на своего лидера? То же, что и происходит и с отдельно взятым индивидуумом, когда он не может направить агрессию на главный раздражитель. Срабатывает психологический механизм смещения агрессии. агрессия, как в мыслях, так и внешне, направляется на более безопасный и психологически приемлемый объект, который так или иначе ассоциируется с главным раздражителем, воспринимается как его продолжение или может быть расценен как главный раздражитель, чтобы снять вину с истинного главного раздражителя.

Именно это смещение агрессии и объясняет, почему энергия протеста большинства направлялась на все государственные институты, кроме национального лидера.

Так было.

Но последние пару лет механизм смещения агрессии все хуже защищает национального лидера. Все чаще и чаще выплеск протеста цепляет и его. И не только потому что деградация государства метастазирует и ситуация объективно ухудшается. Дело в том, что сам механизм смещения агрессии постепенно выключается. Причин две. Во-первых, психологическое послание о сильном государстве постепенно вымывается из риторики и поведенческих сигналов лидера, да и сам он из имиджа сильного лидера сильного государства стал дрейфовать в образ правителя-буржуа-бизнесмена. Во-вторых, в сознании большинства неосознаваемая взаимосвязь между национальным лидером и обретенным благополучием также стала ослабевать (об этом я писал в своем блоге от 13.10.11). Таким образом, медленно, но верно стали ослабевать две основные составляющие поддержки национального лидера. Они же — две составляющие психологического барьера, которые не дают большинству направить свою агрессию на основной раздражитель.

Первым проявлением постепенного «распрямления» смещенной агрессии стали события на Манежной площади, где мишенью стал уже сам Кремль. Прямого попадания еще не было, но уже прошло по касательной. Постепенно этот же тренд стал проступать в политических программах основных телеканалов, где накал протеста против государства растет экспоненциально и где порою едва удается сдерживать участников от направления своей протестной энергии главному адресату. И главное, эту же картину отражают и устойчиво снижающиеся в последнее время показатели поддержки национального лидера в социологических исследованиях.

Понимает ли национальный лидер истинные причины падения его популярности и нарастающей общественной агрессии, направленной на него? Понимают ли эти причины члены его команды? Похоже, не вполне. В противном случае, они не позволили бы ослабевать двум основным составляющим его общественной поддержки. А там где нет понимания, малы шансы исправить ситуацию.

Несомненно одно — национальный лидер уже явственно ощущает эту агрессию к себе. И это окончательно снимает шоры с его глаз, обнажая перед ним настоящую картину его «достижений» на государственном поприще. И это ощущение агрессии, и эта картина его стремительно метастазирующих «достижений», ускоряет в нем то самое изменение, о котором говорилось в начале статьи.

Он предчувствует, что очень скоро уже не единицы, а большинство начнут ощущать это изменение в нем — начнут ощущать, что он, их лидер, слабеет.

Для авторитарного лидера это начало конца.