Существует опасный штамп — дескать язык определяет менталитет, то есть образ мыслей человека. С этим расистским предрассудком надо бороться, чтобы не скатиться в пучину межнациональных конфликтов.

Почему штамп? Потому что это повторяется как какое-то заклинание. Получается, что от того, какими звуками мы передаем наши чувства и мысли, меняется наша реакция на те или иные раздражители? Означает ли это, что, выучив в совершенстве какой-либо иной язык, мы меняем свой менталитет? Или у нас становится их несколько?

Страна по вкусу

Я уже не раз обращался к этой теме, но за последние два месяца сталкивался небывало часто с примерами, опровергающими этот постулат. Вот только наиболее яркие из них. Финн, знающий русский язык на уровне шуток и частушек-прибауток с матерным уклоном. Пока он просто говорит об обыденных вещах, его путают с эстонцем, латышом или даже поляком. До тех пор, пока речь не пойдет о назначении каких-либо сроков. Нет, язык не меняется — меняется подход к срокам. Приблизительность исчезает напрочь.
Другой пример — русская женщина, сибирячка из маленького городка. Приехала с мужем в Финляндию. Муж, тоже русский, мучается, хотя легко говорит по-английски. Но его все не устраивает. В отличие от жены, которая радуется: «Здесь все делается по инструкции, все везде одинаковое, все по порядку. Рай какой-то…» Когда мужа послали на три месяца в Португалию, для него это был отдых, а жена извелась — не было соответствия столь милых ее сердцу инструкций.
Петербурженка, крупный менеджер, откровенно скучала в Париже — «слишком бабский город». В Лондоне — «динамика, все в делах». Она не знает языков, но чувствует ритм жизни. Ее российский ритм — в Москве, в Питере все «слишком гламурно и вальяжно».
Испанцы в массе своей в России чувствуют себя нормально, как и россияне в Испании. А вот соседняя Финляндия загоняет в депрессию многих — но не всех.

Патриот, который «несапрот»

За 30 лет практически беспрерывных путешествий я пришел к выводу: есть страны «лоботрясные», есть — «трудоголические», есть — аккуратные, и наоборот. В каждой стране, особенно если она большая, есть свое деление. И независимо от родного языка каждый человек может найти себе тот город, ту страну, которые наиболее совпадают с его душевной организацией.
Мы постоянно путаем понятие «язык» и «литература на этом языке». Латышские народные сказки были переведены на русский язык и пользовались успехом. Теперь представим сибирских латышей, которые воспитывают детей на этих сказках, и американских латышей, которые эти сказки несколько раз прочитали для проформы и оставили своих чад наедине с голливудскими мультиками. Какие дети в большей степени будут соответствовать национальному менталитету?
Иногда россияне удивляются, когда видят потомков эмиграции в четвертом колене, не говорящих по-русски, но собирающих русские ценности за рубежом, участвующих в движении соотечественников и истово соблюдающих православные обряды. Но эти люди не удивляются этому — при чем здесь язык?!
Можно вспомнить Франца Лефорта, соратника Петра Первого, который писал государю письма таким вот образом: Gospodin Commandeur! Ad tvoja milost ne bivali pisme is Angleski zemlja. Puzaluyst, pisi nam pro svoja zdorova I kak viselite a ja radus budu esli Vam dobroy!
Этого человека в день похорон оплакивали сотни его солдат, сам Петр да и все его соратники. Он положил начало целой плеяде европейцев, которые стали русскими, не выучив язык толком (а некоторые вообще едва говорили). Но значит ли это, что они не любили страну, где стяжали славу? Очень хорошо в России говорил тот же Франц Лефорт — «ему в Европе тесно». И это сказал человек, который 24 года слал постоянно письма на родину, в Женеву, и ездил туда в отпуск, к родным.

Русскоязычные латыши и латышскоязычные русские

Смею думать, что вопрос национальной принадлежности — это вопрос воспитания в детстве на определенных примерах. Эти примеры затем становятся штампами для оценки событий и поступков — «хорошо», «плохо», «так себе». Разумеется, раньше, еще лет 100 назад, в отсутствие глобального информационного общества знание конкретного языка определяло литературу (или устные предания), а уже в них были заложены алгоритмы поведения.

Но в наше время, когда литература и информация доступны любые, и в Москве может вырасти человек, которому милее всего на свете финский порядок или латышская любовь к спокойной жизни в гармонии с природой. И приехав в Латвию, такой человек будет счастлив. А вот в какой степени он сможет выучить язык — это вопрос уже совсем другой: любовь к природе не обязательно связана с лингвистическими возможностями.

Посему считаю возможным существование русскоязычных латышей и латышскоязычных русских. Мне кажется, что это осознали национальные силы — сужу по требованиям местных националистов из Visu Latvijai!, которые не устают говорить о необходимости образования детей в латышском духе. Сам латышский язык ничего не дает — русский просто приобретает новые знания, которые облегчают ему жизнь, и не более того.

Но воспитать патриотов Латвии можно было бы, отряхнув пыль со старых книжек с латышскими бытовыми, волшебными и прочими сказками на русском языке, на русском языке рассказывать о взаимодействии латышского и славянских народов, равно как и с другими народами Европы, на русском языке изучать песни и стихи. И тогда для детей переход к тому же самому на латышском языке было бы просто знакомством с оригиналом, а не с чем-то чужим и непонятным.
Но, судя по всему, на такой смелый эксперимент они не могут отважиться — догма о языке («язык определяет национальность») толкает нас все дальше по пути конфликта. Кто сможет пойти другой дорогой?