Борьба против либерализма спасительна

Иерей Сергий Карамышев о свободе слова, политической цензуре и лжесловесности.

Благословением праведных возвысится град,
Устами же нечестивых раскопается.
(Притч. 11, 11).

Проблема свободы слова не столь нова под солнцем, как иногда кажется. Она представляет собою частный случай свободы вообще как возможности осуществлять те или иные действия. С глубочайшей древности свобода регулировалась и ограничивалась как неписаными обычаями, так и писаными законами. Ибо люди давно поняли: безпредельная свобода порождает распущенность, разнузданность, что в конечном итоге приводит к перераспределению свободы в пользу наиболее наглых и безпринципных людей (как в случае с большевиками), которые тотчас лишают всякой, даже самой малой свободы тех, кто от них зависит.

Ради блага человека Сам Господь Вседержитель ограничил его свободу даже в раю — заповедью не вкушать от древа познания добра и зла. Тем паче нуждается в ограничении своего произвола человек в состоянии падения. Мы призваны к свободе во Христе, но чтобы ее достигнуть, необходимы духовные упражнения, аскетические подвиги, самодисциплина. Необходимы запретительные заповеди, которые наиболее ярко представлены в Синайском законодательстве.

Рассмотрим их подробнее. Первая заповедь гласит: «Аз есмь Господь Бог твой… да не будут тебе бози инии, разве Мене» (Исх. 20, 2-3). Она стесняет свободу, ограничивает произвол человека служить несуществующим, мнимым богам, оставляя простор для служения Богу истинному. Вторая заповедь: «Не сотвори себе кумира…» — сужает свободу человека в творчестве, имеющем религиозную направленность, и свободу в псевдорелигиозных переживаниях, увлекающих его в плен идолопоклонства. Третья заповедь ограничивает свободу человека в произнесении имени Господа, одновременно развивая в нем нравственное чувство, не позволяющее смешивать возвышенное с низменным.

Четвертая заповедь стесняет свободу трудовой активности человека — ради того, чтобы снабдить его временем для богомыслия и молитвы. Пятая заповедь стесняет свободу при обращении с родителями и старшими по должности или по возрасту, выстраивая для всех понятную, естественную иерархию. Шестая заповедь стесняет свободу человека в том случае, если ему вдруг захочется убить ближнего. Она призвана сделать его свободным от безрассудного гнева. Седьмая заповедь стесняет свободу половых отношений, чтобы сделать человека свободнее от помрачающего рассудок сладострастия. Восьмая — ограничивает свободу присваивать чужое имущество, и тем самым дает гарантию спокойно пользоваться своей собственностью, без особенных опасений, что ее по произволу могут отнять другие. Девятая заповедь стесняет собственно свободу слова, запрещая лжесвидетельство и всякую ложь, сообщая при этом уверенность, что и другие не смогут безнаказанно лгать и клеветать на тебя. Наконец, десятая заповедь ограничивает не только действия и слова человека, но даже его пожелания, мысли: «Не пожелай…».

Апостол Павел учит: «…закон положен не для праведника, но для беззаконных и непокоривых, нечестивых и грешников, развратных и оскверненных, для отцеубийц, матереубийц, человекоубийц, для блудников, мужеложников, клеветников, скотоложников, человекохищников, лжецов, клятвопреступников, и для всего, что противно здравому учению» (1 Тим. 1, 9-10).

После тысячелетий развития человечества в рамках закона Божия, ограничивавшего разнузданность и произвол, люди стали бредить безпредметной, абстрактной свободой, требуя ее для себя в какой-то абсолютной степени, хотя в подлинном смысле свободным, неограниченным может быть только один Бог. Человек может найти свободу и упокоение в Боге, совлекая с себя ветхость греха и приобщаясь Его благодати, Его неограниченности, Его безусловности. Проще сказать, человек становится свободнее по мере своего приближения к Богу, а не по мере убийства и ограбления своих ближних, чему учит марксизм-ленинизм. Когда люди требуют здесь, на грешной земле, абсолютной свободы, речь идет не о свободе во Христе, а свободе против Христа, о все более последовательном с каждым новым поколением сынов человеческих ниспровержении божественных заповедей, всех до одной.

Ради пропаганды этой богоборческой разнузданности ее адепты требуют самой неограниченной свободы слова (как фундамента всех прочих свобод) — т.е. возможности богохульствовать, лгать и клеветать.

Я вовсе не за уничтожение свободы слова, я — за разумное ограничение таковой заранее оговоренными законом нормами. В этом нет ничего ужасного. Мы спокойно принимаем различные ограничения, когда речь идет о свободе убивать себе подобных, лишать их собственности посредством кражи или грабежа. Точно так же спокойно следует принимать ограничения в свободе использования информации. И если эти ограничения будут ориентироваться на закон Божий, их следует принять не иначе, как дар Божий.

Совершенно ясно, что информация может приносить как величайшую пользу, так и величайший вред. Когда мы приходим в столовую, в предлагаемом меню нас обычно не оскорбляет некоторое стеснение свободы питания (то, что нам не дают, например, похлебку из мухоморов или компот из крушины). Так же спокойно можно и нужно относиться к информационной пище. Если кто-то за нас отфильтровывает недоброкачественную информацию лживого, клеветнического свойства, такому человеку, цензору, нужно быть благодарным. Если кто-то привлекает клеветников к ответственности по закону и заграждает их нечистые уста, такому человеку нужно быть благодарным. Он слуга Господень, если действует честно, не по пристрастию.

Вопли либералов о безграничной свободе — это вопли богоборцев. Об источнике их неистовой активности говорит тот же апостол Павел: «Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, чрез лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей…» (1 Тим. 4, 1-2).

В наши дни эти «лжесловесники, сожженные в совести своей», увлекаемые нечистыми духами, кричат о чем угодно, и никто им не указ — их слишком часто преступная воля — превыше и непоколебимее воли любых монархов ушедшей эпохи. Их свобода слова — священная корова, к которой непосвященному даже прикоснуться нельзя.

Меня удивил тон беседы между Путиным и Венедиктовым. Если не по должности, то по авторитету, первое лицо государства вынуждено высказывать свои претензии безпринципному лжесловеснику с какими-то просительными интонациями. Человек ответственный (в силу своего положения), долгие годы стоически терпевший все его тиранства, упрашивает человека безответственного (т.е. ни за что не отвечающего), несколько умерить его тиранство. Это ли не ужас? Это ли свобода?

Однако весь названный ужас был в свое время прописан так называемыми сионскими мудрецами. Протокол № 7: «К действиям в пользу широко задуманного нами плана, уже близящегося к вожделенному концу, мы должны вынуждать гоевские правительства якобы общественным мнением, втайне подстроенным нами при помощи так называемой «великой державы» — печати, которая, за немногими исключениями, с которыми считаться не стоит, вся уже в наших руках». Нынешние протесты против фальсификаций думских выборов — очень яркий пример соответствующего настраивания «общественного мнения». Стоит пристальнее вглядеться в «честные лица» наиболее активных протестантов, особенно занимающих высокие в государстве посты. Скорее всего, ничего личного: обыкновенная масонская дисциплина.

Читаем протокол № 12: «Все наши газеты будут всевозможных направлений — аристократического, республиканского, революционного, даже анархического, — пока, конечно, будет жить конституция… Они, как индийский божок Вишну, будут иметь сто рук, из которой каждая будет щупать пульс у любого из общественных мнений. Когда пульс ускорится, тогда эти руки поведут мнение по направлению к нашей цели, ибо разволновавшийся субъект теряет рассудительность и легко поддается внушению. Те дураки, которые будут думать, что повторяют мнение газеты своего лагеря, будут повторять наше мнение или то, которое нам желательно. Воображая, что они следуют за органом своей партии, они пойдут за тем флагом, который мы вывесим для них».

На наших глазах оранжевая солидарность охватила людей самых разных политических течений. Записные жулики и лжецы (типа Березовского или Немцова) вдруг начали вопить о попранной на выборах справедливости, к ним, в общее революционное стадо, примыкают вчерашние непримиримые оппоненты (типа коммунистов и эсэров). Все разыгрывают самостоятельность своей позиции. Да вот только народ поумней стал и не спешит идти за соблазнителями, как сто лет назад.

Чтобы вырваться из заколдованного круга, следует сокрушить кумир абстрактной свободы, ибо он является инструментом, с помощью которого безбожная секта управляет народами. Вот очередное откровение ее руководителей: «Абстракция свободы дала возможность убедить толпы, что правительство ничто иное, как управляющий собственника страны — народа, и что его можно сменять, как изношенные перчатки.» Несколько выше (в том же, протоколе № 1) сказано: «Политическая свобода есть идея, а не факт. Эту идею надо уметь применять, когда является нужным идейной приманкой привлечь народные силы к своей партии, если таковая задумала сломить другую, у власти находящуюся. Задача эта облегчается, если противник сам заразился идеей свободы, так называемым либерализмом, и ради идеи поступится своей мощью. Тут-то и проявится торжество нашей теории: распущенные бразды правления тотчас же по закону бытия подхватываются и подбираются новой рукой, потому что слепая сила народа дня не может пробыть без руководителя, и новая власть лишь заступает место старой, ослабевшей от либерализма.»

Самая страшная ошибка европейских правительств XIX века, в том числе и русского, — признание существования вокруг принципа безусловной свободы слова «священного ореола», почти религиозного перед ним преклонения (вопреки заповеди Божией «не сотвори себе кумира и всякого подобия»). К этой свободе следовало относиться попроще — примерно как полицейский относится к крикам базарных торговцев — и уж во всяком случае не благоговеть точно перед непогрешимым оракулом.

И сейчас борьба против оранжевой заразы не может быть успешной до тех пор, пока идол священной коровы свободы слова для избранных (по всей вероятности приходящейся супругой небезызвестному золотому тельцу) будет стоять в своем уютном хлеву и принимать тучные жертвы. В интересах государства следовало бы для начала сократить ее рацион, т.е. ввести политическую цензуру, употребив для ее обозначения какой-нибудь эвфемизм, потому что данное слово для представителей либеральной секты — что красная тряпка для быка, да и Конституция статьей 29 запрещает цензуру.

Мне кажется, Путин пошел на публичное высказывание претензий Венедиктову, этому служителю «священных» коров, тельцов и быков, в расчете на поддержку своей позиции по обузданию, даже лучше сказать, по осушению либерального болота, отравляющего своими миазмами простодушных людей.

Борьба против либерализма спасительна. Более того, она уже не терпит отлагательств. Это учение объективно тормозит развитие страны. Оно, по библейскому выражению — как уксус для зубов и как дым для глаз. Люди, имеющие отношение к власти, все более отчетливо позиционируют себя либо как либералы (их, увы, в федеральных органах власти большинство), либо как патриоты-государственники (должна быть открыта возможность пополнения их числа свежими силами из провинции, что в свое время осуществил Сталин после победы над троцкистами). В последние годы мы наблюдаем картину, где одни представители власти говорят о необходимости наведения порядка и делают некоторые практические шаги в указанном направлении, а другие продавливают наилиберальнейшие законы и последовательно сдают российский суверенитет. Налицо какое-то двоевластие, которому должен быть положен предел.

Борьба против либерализма поможет способствовать становлению структур национальной диктатуры, противостоящей интернациональному революционному кагалу, необходимой, по моему глубокому убеждению, современной России и всему мiру как воздух. Для ее обозначения лучше также использовать эвфемизм — «суверенная демократия» или еще какой-то — не в названии суть. Ведь диктатура нужна только на время — чтобы подготовить все необходимое для возрождения самодержавного строя.

Иерей Сергий Карамышев, настоятель храма Св. Троицы пос. Каменники Рыбинского благочиния Ярославской епархии