Сокращение сиротства. Некоторые направления подхода к задаче.

Насколько я могу судить, проблема сиротства в нашей стране приобрела опасный размах сразу по нескольким причинам.

Очевиднейшая причина — реальная: скоропостижное изготовление рынка из кожи заказчика. Когда в одночасье порушили столько жизнеобеспечивающих систем, унаследованных от советской эпохи, но необходимых при любом хозяйственном укладе, что обломки накрыли всех слабых — прежде всего детей.

Но есть и причина формальная. Система учёта неблагополучных детей у нас построена таким образом, что даже ребёнок, уже благополучно усыновлённый или каким-либо иным способом выведенный из категории безнадзорных и несчастных, всё равно остаётся на учёте — и с учёта этого может быть снят только по достижении совершеннолетия. Грубо говоря, учёт сирот у нас идёт накопительным итогом. И когда говорят «в стране 600 тысяч сирот», это означает: у нас 600 тысяч человек, когда-либо, как-либо попадавших в поле зрения органов надзора за неблагополучными детьми.

Соответственно, решать нужно сразу по меньшей мере две проблемы.

Тех, кто объективно оказался без призора, надо под этот самый призор вводить. Способов тут много. Особо отмечу необходимость субсидирования приёмных семей на уровне, хотя бы отдалённо сопоставимом с уровнем субсидирования детских домов. Ни для кого не секрет: сейчас детский дом тратит на одного ребёнка в разы больше, чем государственная дотация усыновителям. Понятно, детские дома заинтересованы в том, чтобы не отдавать такой денежный поток в посторонние для них руки. Ну, тут специалисты перечислили уже так много способов материальной поддержки усыновления, что — что бы я ни назвал — всё равно воткнусь в какой-нибудь уже предложенный рецепт.

А второе, что обязательно нужно, жизненно необходимо — пересмотреть систему учёта неблагополучных детей таким образом, чтобы чётко отделить понятие «ребёнок, находящийся под надзором органов опеки и попечительства» от понятия «беспризорный ребёнок». Понятно, человек должен оставаться под присмотром государства даже когда его усыновили: даже к родным детям родители порою относятся не лучшим образом, а когда житейские неурядицы и личные потрясения не смягчены родительским инстинктом, возможны опасные сдвиги поведения. Но при этом ребёнок не должен считаться беспризорным сиротой. Таким образом мы сможем пресечь один из каналов хронической паники. Не единственный, конечно, но надо же с чего-то начинать.

Особенно если нас по этому показателю сравнивают с Соединёнными Государствами Америки. У нас вообще любят сравнение с СГА. Тому есть немало объективных причин. Но прежде чем сравнивать, стоило бы изучить предмет сравнения. Сами же американцы в подобных случаях ехидно советуют не сравнивать апельсины с яблоками. У них и впрямь есть всё то же, что и у нас — только называется иначе, так что путаница весьма возможна.

Например, то, что у нас называется «семейный детский дом», у них — foster family (в доступных мне словарях foster — воспитывать, обучать, растить, проявлять родительскую заботу). Правда, многие отечественные специалисты считают foster family не детским домом, а патронатом. Википедия сообщает: «Количество детей, воспитываемых по программе Foster care в США составило 547.5 тысяч в 2000 году и снизилось до 423.5 тысяч в 2009 году. По национальному составу 41% афроамериканских детей, 40% белые, 15% латиноамериканских детей (данные за 2000 год)». Как видим, размах явления вполне сопоставим с нашим. Кстати, та же статья Википедии перечисляет ощутимые даже по американским меркам выплаты на каждого ребёнка в такой «заботливой семье».

Вообще игра с наименованиями касается не только детских домов. Например, американцы переименовали коррупцию в лоббирование — и теперь всему миру хвастаются, что коррупции у них фактически нет. Конечно, названия такого нет. А явление никуда не исчезло. Если мы будем иметь в виду эту особенность американской системы, то будем реже задавать себе вопрос «как нам сделать, как у американцев», зато чаще будем задавать себе вопрос «как нам сделать, чтобы нам было хорошо».