До 2018 года в России сократят каждого 15-го школьного учителя, каждого третьего преподавателя колледжа и почти 40% профессуры. Учащихся тоже станет существенно меньше. Таков официальный утвержденный правительством план.

Видать, не просто так Дмитрий Медведев подписал этот документ 30 декабря, когда половина газет в отпуске, а мысли людей заняты подарками и салатом оливье. А то не миновать бы ему большого скандала. За красивым заглавием «Дорожная карта «Изменения в отраслях социальной сферы, направленные на повышение эффективности образования и науки»» кроется обычное для наших чиновников понимание эффективности: платить поменьше, а работы взвалить побольше. Всем работникам образования предстоят серьезные сокращения и одновременно рост преподавательской нагрузки. Всем, кроме воспитателей детских садиков, которых даже станет немного больше. Правда, нагрузка вырастет и у них.

Идеология

Добиться комментариев по поводу Дорожной карты от Минобрнауки нам не удалось. Зато причастная к работе над ней Ирина Абанкина, директор Института развития образования ГУ ВШЭ, согласилась объяснить, чем этот документ так хорош, по мнению разработчиков.

— Страна платит низкую зарплату большому числу специалистов, и это не дает приемлемого качества образования, — считает Ирина Всеволодовна. — Наша задача — сделать соотношение учителей и учащихся более оптимальным, приблизить хотя бы к европейскому уровню. При этом зарплаты педагогов вырастут. На это Министерству труда до 2018 года выделено 100 млрд рублей.

Казалось бы, 100 млрд — щедрое предложение. Но если учесть, что в стране более 2 млн работников образования, то на каждого придется примерно 8 тысяч в год. Не густо. Так что основной ресурс для повышения зарплат — это все-таки увольнения.

Среднюю зарплату педагогов планируется довести до 100% от средней зарплаты по экономике региона. Вузовских — до 200% от средней зарплаты. При этом от обычных, автоматически продляемых трудовых договоров решено отказаться. Их должны заменить срочные контракты.

— Надо переходить на ответственный финансовый менеджмент: деньги в обмен на эффективность, — убеждена Ирина Абанкина. — Контракт должен заключаться на конкретный срок: 1, 3 или 5 лет. Повторное заключение — в зависимости от результатов работы.

Правда, каких-то внятных критериев педагогической результативности наши чиновники пока не утвердили.

Школа

Сколько точно учителей предстоит уволить, в Дорожной карте не написали, но подсчитать несложно. В 2018 году школьных педагогов будет на 7% меньше, чем сейчас. При этом доля молодых преподавателей (до 30 лет) должна вырасти в полтора раза. Так что увольнять будут прежде всего тех, кто постарше.

— Школа сейчас превратилась в собес, — убеждена Ирина Абанкина. — Многие пожилые учителя работают только потому, что не хотят жить на мизерную пенсию. А это перекрывает дорогу молодым. К сожалению, принцип реформы пенсионной системы не увязан с переходом на эффективный контракт.

Проще говоря, «неэффективным» старикам от образования придется освободить дорогу молодежи и потуже затянуть пояса, поскольку пенсия как была нищенской, так и останется. Впрочем, даже после этого российские школы вряд ли будут способны переварить 120 тысяч молодых людей с учительскими дипломами, ежегодно выпускаемых нашими вузами.

Проблема еще и в том, что большая часть открытых сейчас вакансий вообще не предполагает полной ставки. Например, учитель географии имеет в лучшем случае 5 часов в неделю. В большом городе можно выкрутиться, работая в нескольких местах. А как быть, если других школ поблизости нет? Можно, конечно, сделать классы поменьше, от этого и образование будет лучше. Но так дорого, поэтому у инициаторов реформы другой ответ.

— Это проблемы учителя, — уверяет Ирина Абанкина. — Пусть он получает вторую преподавательскую специальность. Для Германии, например, нормальная ситуация, когда учитель немецкого преподает физкультуру и тренирует школьную сборную по футболу.

— У них в принципе система другая, немецкие учителя с самого начала учатся по двум специальностям, — парирует Елена Волкова, председатель московской первичной региональной организации профсоюза «Учитель», а по совместительству — учитель русского языка и литературы в подмосковном Протвине. — Но в таком подходе есть нечто ущербное, ведь нельзя быть одновременно очень хорошим математиком и очень хорошим историком.

Зато, конечно, этакий и швец, и жнец, и на дуде игрец очень хорош с точки зрения эффективности образования, как ее понимают инициаторы реформы. В пример нашим учителям они ставят Финляндию, где раньше было по 17 учеников на одного учителя, а недавно стало по 20.

— И все довольны, что система стала эффективнее. Между прочим, это тоже страна с большим сельским населением, большими расстояниями, суровым климатом, — рассказывает Ирина Абанкина — А у нас на одного учителя приходится только 9,6 школьника. И нагрузка не так велика.

Среднее-специальное

Пожалуй, больше всего удивляют сокращения в профессиональном образовании. Как-никак к укрупнению сельских школ мы уже привыкли и к борьбе с «неэффективными вузами» тоже. А вот воспитание рабочих кадров, престиж рабочих профессий и необходимость новой индустриализации — темы, о которых наши первые лица очень любят поговорить.

И вот те на, согласно Дорожной карте, учащихся ССУЗОВ к 2018 году должно стать на 31% меньше, чем сейчас: 1864 тысячи вместо 2696 тысяч. При этом предполагается уволить 35% педагогов и мастеров производственного обучения — почти 75 тысяч человек.

В Департаменте образования Москвы такому решению искренне удивляются, ведь по всем городским планам учащихся ССУЗОВ должно со временем стать только больше.

Высшее

Впрочем, сокращение ССУЗОВ слегка компенсирует то, что через шесть лет 30% студентов вузов будут учиться по программам так называемого прикладного бакалавриата. А это фактически то же самое профессиональное образование.

Зато если сопоставить эти данные с запланированным общим сокращением учащихся вузов, то окажется, что студентов в нынешнем смысле этого слова останется всего 3,6 млн против 6,5 млн сейчас. Вместе с «практическими бакалаврами» — 5,1 млн. Удар реформы по высшему образованию самый тяжелый. Под сокращение попадают 38% профессуры — это 260 тысяч человек. Оставшимся придется изрядно попотеть: если сейчас на каждого преподавателя приходится 9,4 студента, то должно стать 12.

— Нагрузка при этом не увеличится, — уверяет Ирина Абанкина. — Надо использовать современные информационно-коммуникационные технологии, тренажеры, стимуляторы. Хватит проталкивать этот устаревший и ненужный рынку лекционно-семинарский подход. Главная задача преподавателя — стимулировать студентов к самостоятельной аналитической работе.

Дельный совет, но преподаватели не очень понимают, как им воспользоваться.

— Какие в моей области могут быть новые технологии? — недоумевает Михаил Лобанов, преподающий дискретную математику на мехмате МГУ. — Студенты должны учиться решать задачи и обсуждать их решение. Для этого нужны мел и доска. И больше ничего. При этом увеличивать группы никак нельзя — это скажется на уровне обсуждения.

Впрочем, математика — сфера особая. А как обстоят дела с другими науками?

— Я сам общаюсь со студентами через сайт, они у меня работают с имитационными моделями, современные технологии — это прекрасно, но только как дополнение, а не вместо обычных лекций и семинаров, — считает старший научный сотрудник лаборатории экологии и охраны природы биофака МГУ Владимир Фридман. — «Устаревшая лекционно-семинарская модель» — просто демагогия, обычная для адептов образовательной реформы.

Возьмем те же лекции. Да, их можно записать на видео и сэкономить время преподавателя. Но наука не стоит на месте, поэтому хороший лектор каждый год дополняет их чем-то новым. Не говоря уже о более плотном взаимодействии с аудиторией.

— Читая вживую, я вижу, кто меня слушает, а кто нет, — объясняет Владимир Фридман. — Я могу подстроиться, чтобы заинтересовать способных в принципе студентов, которые пока просто чего-то не понимают, а таких в аудитории 9 из 10. Если лекция в записи, я этого сделать не смогу.

В общем, чудес не бывает. Придется либо преподавателей не сокращать, либо нагрузку увеличить, либо пожертвовать качеством.

— Нагрузка, конечно, вырастет, — уверен Владимир Фридман. — У нас минимум для доцента — 900 часов, в Плешке, которую любят приводить в пример, — 1200. Это значит, что я смогу потратить меньше времени на дипломы и курсовые, то есть на индивидуальную работу со студентами. Но главное здесь не то, что мне и моим студентам станет хуже, а то, что это вообще-то вопрос развития страны. В Бразилии на образование и науку тратят 10% от ВВП, а у нас только 3,8%. Поэтому у них сейчас идет развитие, а у нас — нет.

Нельзя сказать, чтобы авторы реформ не ставили перед собой амбициозных задач. Например, к 2018 году предполагается ввести в первую сотню мировых рейтингов два наших вуза. Вообще говоря, еще осенью Минобразование и Дмитрий Медведев говорили о пяти вузах в первой сотне рейтингов, но на это даже у разработчиков Дорожной карты оптимизма не хватает.

— На мой взгляд, реальные шансы оказаться в первой сотне есть только у двух вузов: у МГУ, который сейчас на 201-м месте, и у МИФИ, он на 250-м, — считает Ирина Абанкина.

Впрочем, и это еще бабушка надвое сказала. В рейтинги волевым чиновничьим решением не попадешь. Это вам не преподавателей сократить.