Старообрядчество постепенно занимает то же самое место, которое занимало в России до революции 1917-го года.

Роман Лункин, социолог религий, ведущий научный сотрудник института Европы РАН

Старообрядцы — это такая духовная загадка России.

И, казалось бы, в советское время старообрядчество пришло в упадок, что оно исчезло, хотя ещё до революции представляло из себя довольно такую мощную общественную силу и бизнес-сообщество старообрядческое.

Однако с середины девяностых годов происходит возрождение целого ряда старообрядческих приходов. В Сибири, на Дальнем Востоке, в Поволжье и в Центральной России можно найти довольно большое количество крепких больших старообрядческих приходов, куда пришла как молодёжь, у которой были какие-то корни, и молодые люди, которым интересно возвращение к некой исконной православной вере, в противовес никонианам, т.е. Московской патриархии.

Зарегистрировано старообрядцев больше двухсот приходов и организаций в России. Однако в реальности их может быть больше потому, что например, где-нибудь по Енисею существует довольно много староверческих групп, которые вообще отказываются от паспортов, от пенсий, существуют обособленно ещё с самых давних времён.

Старообрядчество является хорошим показателем того, как православная церковь официальная всегда относилась к инакомыслию. Потому что именно со старообрядцев пошла вот эта традиция репрессий по отношению к тем, кто не разделяет официальную точку зрения на признанную государством.

Поэтому старообрядчество сейчас возрождается и в рамках старообрядческой церкви Белокринницкого согласия и в рамках Древлеправославной поморской церкви.

Старообрядчество, вот это движение, возникло в России в XVII веке в результате раскола, когда царь Алексей Михалыч и патриарх Никон хотели исправить богослужебные книги по греческим образцам. И, в общем, вот это исправление книг и, собственно, самый известный вот этот символ двоеперстия и троеперстия — всё это поменялось.

У старообрядцев осталось двоеперстие, и они посчитали, что вот эта реформа повредила православию в России, что она повредила православную веру. Потом в результате того, что государство достаточно жёстко отреагировало на возникновение старообрядческого движения в России, оно само по себе радикализировалось. Потому что когда людей загоняешь в лес, когда сжигаешь их на костре, они реагируют, и возникают различного рода эсхатологические концепции.

Но старообрядцы (и есть сейчас некоторые, и тогда) считают, что государство в России — это, скорее, зло, что Пётр был антихристом (тогда старообрядцы считали). Многие старообрядцы уходили в Сибирь, на Дальний Восток, куда их и ссылали, и где, собственно, им было более свободно.

Старообрядцы делятся на два таких больших направления: это те, которые признают священство, т.е. поповцы, — и беспоповцы, у которых нет священников в силу исторических причин, так как неоткуда было их взять, тогда, как они жили где-нибудь в местах не столь отдалённых.

Старообрядческие общины существуют практически в каждом регионе России и распространены по всей стране. При этом есть какие-то вот такие ареалы исторического проживания — особенно беспоповцев, беспоповского согласия — тех старообрядцев, которые укоренились ещё до революции в Сибири, на Дальнем Востоке, куда как раз они бежали. В Поволжье довольно много старообрядцев. И, собственно, на Урале тоже очень много сильных старообрядческих общин.

По поводу бурного развития старообрядчества я не могу сказать, однако в настоящее время нельзя говорить об упадке этого движения. Потому что старообрядчество действительно в лице самых таких успешных и развивающихся общин постепенно занимает то же самое место, которое старообрядчество занимало и до революции 1917-го года.

Мы сталкивались с лидерами вот таких поморских общин. Например, в Сыктывкаре в Коми, где главой общины, наставником является сотрудник банка. Т.е. есть вот эта традиция присутствия старообрядчества в бизнесе, она так же появляется и развивается.

И надо учитывать, что старообрядчество, даже если оно не имеет такого влияния, как до революции, оно стало и всегда будет неотъемлемой частью вот этого культурного наследия и, собственно, современной религиозной жизни России