Цискаридзе: руководство Большого пиарится на трагедии

Врачи оптимистично смотрят на перспективы лечения художественного руководителя балетной труппы Большого театра Сергея Филина, которому поздним вечером 17 января неизвестный в маске плеснул в лицо кислотой. По словам врачей, положительная динамика сохраняется. О возможных причинах трагедии все эти дни много говорится в СМИ, громкие заявления делают, прежде всего, в самом Большом театре.

24 января в утренней программе Владимира Соловьева «Полный контакт» на радио «Вести ФМ» ситуацию вокруг избиения худрука Большого театра Сергея Филина прокомментировал знаменитый танцовщик и хореограф Николай Цискаридзе. По его словам, администрация театра пытается «пиариться» на трагедии, произошедшей с артистом.

Соловьёв: Мы дозвонились до замечательного танцовщика, народного артиста Николая Цискаридзе. Коля, добрый день!

Цискаридзе: Добрый день!

Соловьёв: Коль, мы обсуждаем очень такую болезненную тему — то, что случилось в Большом театре. И, как это часто бывает в России, так как вы очень активно выступали как критик происходившего в Большом театре (и вполне обоснованно), сейчас пытаются вас приплести к этому скандалу.

Цискаридзе: Ну, первое, что я хочу сказать, Володя, что это не в Большом театре произошло. Это произошла трагедия.

Соловьёв: Абсолютно верно.

Цискаридзе: В последнее время, к сожалению, было много трагических случаев с очень знаменитыми и дорогими зрителям людьми. Я очень не люблю, когда на трагедиях начинают люди пиариться, начиная от родственников, заканчивая лжедрузьями и так далее, и так далее. И кроме ужаса это событие не может ничего вызвать.

Соловьёв: Согласен.

Цискаридзе: Но когда пресс-секретарь театра и генеральный директор эту трагедию, этот чудовищный, вандальный случай начинают использовать в своих целях, обвинять людей, работающих в театре, переводить как-то акценты, для того чтобы использовать это в своих целях, — это чудовищно. Знаете, такого количества звонков от западных СМИ у нас не было с 2003 года, когда позорнейшим образом издевались над Волочковой.

Соловьёв: Хорошо помню эту историю.

Цискаридзе: Да. Звонят разные журналисты и говорят: что это у вас происходит, что за безобразие? Понимаете, то, как сейчас пострадала репутация главного театра страны, лица нашей страны – Большого театра, такого не было очень давно. И всё это спровоцировано только одним – тем, что пресс-секретарь уже в 9 часов утра по телевизору вместе генеральным директором начали заявлять: мы знаем, мы знаем, мы знаем. Но если вы знаете, тогда сообщите!

Соловьёв: Конечно.

Цискаридзе: Что это за безобразие?! Почему люди, которые всё время кричат о корпоративной этике, вдруг начинают первым делом оскорблять людей, которые и являются театром? Может быть вы мне объясните, может быть вы лучше меня знаете: что обозначает слово театр?

Соловьёв: Ну, Николай, как я, простой радиоведущий, могу сказать человеку, который всю свою жизнь посвятил театру, что знаю лучше и больше?

Цискаридзе: Насколько я понимаю, театр – это, прежде всего здание, где происходит представление, и труппа, которая эти представления представляет.

Соловьёв: Я бы сказал с точностью до наоборот, что в первую очередь это, конечно, люди, которые свою жизнь положили служению Мельпомены.

Цискаридзе: Да, но почему всё время «мы – Большой театр» произносят люди, которые являются обслуживающим персоналом этого театра?

Соловьёв: То есть администрацией.

Цискаридзе: Да. Почему?! Почему все эти безобразия? Я вот смотрю, никто уже не занимается здоровьем Сергея, они только каждый раз заявляют и строят свои догадки, как будто они являются следователями или обвинителями.

Соловьёв: Справедливо. Николай, а вы могли бы описать Сергея? Потому что ведь, как это часто бывает, интерес к человеку возникает только на фоне трагедии. Вот Сергей, что о нём можно сказать? Что это за человек?

Цискаридзе:Это блистательный танцовщик Большого театра, который на протяжении 20 сезонов был премьером этого театра, моим коллегой, с которым я танцевал одни и те же партии, один и тот же репертуар, потому что мы являемся представителями одного амплуа. Принцы, графы, всевозможные эльфы и так далее – вот это были мы. А так как он чуть-чуть старше меня, то он уже прекратил свою творческую деятельность. Он, по-моему, на четыре года или на пять выпустился раньше, чем я. Я еще танцую, потому что я помладше. Вот и всё. Потом он стал нашим руководителем. Понимаете, в любом творческом коллективе есть всегда…

Соловьёв: …Разночтения, трения. Это естественно.

Цискаридзе: Это было всегда, будет и есть. И потому выносить сегодня сор, давать оценки – это абсолютно неверно. Тем более что с человеком произошло то, что не пожелаешь вообще никому!

Соловьёв: У Сергея ведь семья, да?

Цискаридзе: Да. У него трое детей. Сын от первого брака, и двое сыновей от второго.

Соловьёв: Вот уж кому точно сейчас нужна помощь, так это семье Сергея, как и ему самому, конечно.

Цискаридзе: Насколько знаю, что материально помог наш попечительский совет. Там выделили деньги и на лечение. Это страшнейшая трагедия. Пока даже навещать человека в принципе, как я понимаю, нельзя, потому что ожоговое отделение – оно еще более закрытое, нежели инфекционное.

Соловьёв: Строгое. Конечно.

Цискаридзе: Почему такая вакханалия раздута вокруг этого? Не понятно.

Соловьёв: Николай, можно дать очень бестактный вопрос?

Цискаридзе: Да, конечно.

Соловьёв: Насколько часто в мире Большого, в мире театра, в мире балета присутствует жестокость? Насколько случившееся с Сергеем является (может быть) и экстремальным, но, тем не менее, не удивительным проявлением внутренней борьбы? Или вы считаете, что всё-таки, скорее всего, это внешнее?

Цискаридзе: Нет, это не может вообще никак касаться профессиональной деятельности. Я думаю, что, как вы сказали, вы — обыкновенный зритель, но вы очень много читаете и не выглядите простым человеком. Вы должны знать историю театра. Вспомните хотя бы Адриенну Лекуврер, знаменитый персонаж, знаменитая артистка, которую отравили. Понимаете, дело в том, что в театре, во всех театрах (так же, как и на любых производствах, где есть конкуренция) существуют какие-то… проявления. Но то, что произошло, — не болезненное проявление.

Соловьёв: Это криминальное.

Цискаридзе: Это страшнейшее преступление, которое должно, на самом деле, караться очень жестоко.