Как телевидение «кошмарит» нашу жизнь

Спецкор Николай Варсегов и собкор в Швеции Наталия Грачева задумались о том, как телевидение кошмарит нашу жизнь

Варсегов:

Привет, Грачева!

Хочу поведать тебе историю (приготовь купальную шапочку). По парку бежала девушка-физкультурница в коротеньких шортиках. Завидев ее, мужчина надел на руку кастет (это такая фигня железная, насаживается на пальцы руки для усиления удара), прикрыл эту руку картой города, и говорит: «Простите, девушка! Не покажете ли на карте, как проехать на улицу Ленина?». Спортсменка остановилась, глядит на карту, секунда и… девушка падает замертво с пробитым черепом.

Это, поверь, не мои маньячные выдумки, это начало художественного фильма, на который я недавно наткнулся на Первом общероссийском канале в детское время.

В России ныне почти все фильмы с подобными сценами, от которых приличных людей тошнит. Но, видимо, эти «кина» выпускаются для людей неприличных, которых насилие возбуждает и радует.

Вот ты мне скажи, а в Швеции вам тоже крутят подобное? Или, может, в приличных странах запрещено такое кино?

Грачева:

В Швеции «жестокие» фильмы тоже гоняют, но, во-первых, показывают их когда дети уже спят, а во-вторых, авторы их не столь кровожадны. Я спросила одного коммерческого директора, кто это контролирует, цензуры-то на взрослые ленты нет. Он говорит: «Так у нас все-таки здоровое общество! Картина не продастся на канал, да и смотреть ее не будут, если там кровища рекой. Даже любители детективов переключатся на Агату Кристи». У нас же в России народ рассматривается как плебс, жаждущий сильных зрелищ. То есть идет круглосуточное отупление граждан, которые скоро потребуют натуральных гладиаторских боев под попкорн. Деградация дошла до такого уровня неандертальского, что без трупов просто скучно — ощущения притупились, реакции на слабые раздражители нет. А многие психологи говорят, что мы вообще сейчас уже «превращенные», у нас атрофировались правильные реакции.

Раньше насилие и убийство вызывали:

1.Ужас, страх, отвращение, потрясение.

2. Желание вмешаться и помочь, или спрятаться самому, или закричать и позвать на помощь).

Был ли хоть один человек, который мог кофейку попить под «расчлененку»? Поэтому что удивляться, когда ту же сцену насилия на улице подросток воспринимает именно как любопытное зрелище. Он не просто не боится, он достает мобильник и снимает «кино своей жизни».

Варсегов:

И все же, я полагаю, это не тот случай, когда спрос диктует предложение. В эпоху всероссийской свободы (читай — распущенности) художников из культуры выдавили извращенцы и садисты. И несут они на экран свои патологические фантазии. Станут ли люди со здравой психикой показывать крупным планом, как удушают веревкой девушку, как отрубают мужчине руку (бутафория, но смотрится как реализм). Это опять же начало какого-то рвотного фильма на Первом канале в детское время. Я бы таких «художников» принудительно бы лечил. Может, не все из них насильничают в лесопарках и некрофилируют на кладбищах, но их влияние на подростковую психику — побуждение таковой к насилию — крайне опасно.

Грачева:

Вообще-то Шекспир своих героев тоже до смерти доводил, но раньше у творцов это интерпретировалось как нечто чудовищное. Соответственно вели себя и другие персонажи. У нас же покойники к завтраку, обеду и ужину поставляются массово, натурально и словно само собой, а остальные действующие лица ходят между ними как по саду — и то понюхают их, то осмотрят, то ногой пнут (у меня «Триколор» стоит, так что, я в курсе). Ты, кстати, Швецию с Россией не сравнивай. Тут жизнь спокойней, года четыре назад газеты обсуждали, как школьники ежа замучили. Чтобы поразить, сценаристу достаточно показать, как в классе девчонку дразнят.

Варсегов:

О Шекспире или Шекспирах (есть мнение, как ты знаешь, что это группа авторов) не берусь судить, ибо не читал в подлиннике. Полагаю, что Шекспир не расписывал как «…струйка крови вытекла изо рта убитого шпагой». На кой-то ему философу пачкаться в грязном натуралитзме? И даже выставленный напоказ череп бедного Йорика не страшит и не раздражает, так как он всего лишь третьеплановое приложение к большим размышлениям о таинстве бытия. Наши же кинонасильники размышлениям не подвержены, раздумьями «быть или не быть» никогда не страдали. Им бы работать где-то в убойном цехе на мясокомбинате или при моргах в соответствие с психическими потребностями. Но драма России в том, что вот сейчас они захватили экран и несут в каждый дом свой скудоумный садизм.

Грачева:

Я тебе больше скажу. Ученые люди говорят, что новости страшнее фильмов. Снимают операторы все крупно и четко. В Швеции предельно страшных кадров практически нет, но все равно если с мест сражений или происшествий репортажи, так предупреждают, что не для детей. Помнишь питерскую передачу «600 секунд»? Многие возмущались, что по «ящику» стали жуть показывать, и я в том числе. Невзоров мне тогда говорит: «Мы же не все подряд… Для меня труп — это еще не сюжет». Сейчас еще хуже, потому что труп — это уже сам по себе сюжет. С экрана просто смердит. От этого — опять-таки ученые пишут — вреда еще больше, поскольку если фильмы по большей части все-таки с хорошим концом, где добро побеждает зло, то тут прямо-таки кошмар в бесконечности.

Варсегов:

Думаю, если у журналиста есть талант, который от Бога, он не станет по-невзоровски бегать на запах трупов. Он будет создавать бескровные сюжеты, которые привлекают всех. Возьми нашего Василия Михайловича Пескова. У него в зарисовках ни одной расчлененной женщины, а читателей — почти вся страна. А ежели журналист скудоумен, чем ему привлекать читателя, зрителя? — насилием и убийствами! То что мы видим, читаем сейчас — результат паршивого отбора кадров для искусства и журналистики. В большинстве своем садисты и заодно с ними — бездари, вынужденные подстраиваться под первых, проповедуют цинизм и жестокость, плодя массовую преступность.

Грачева:

И поэтому именно государство должно такой перекос исправлять, в конце концов давать дотации на нормальные ленты — как, скажем, на детские мультики. А что делать? Это как лекарство: не купишь сейчас, так потом и операция не поможет. То же — с книгами. Шведские детективы самые популярные в мире, поскольку зверств в них нет, и главное — загадка.

Еще одно зло — компьютерные и телевизионные игры, о чем в Скандинавии очень много пишут. То есть пистолетов, похожих на настоящие там не продают, но игры эти имеются в ассортименте, а воспитываются на них не будущие воины, а малолетние садисты. Знаешь, почему? Создается ощущение безнаказанности: пострелял 10 человек — и спать пошел. А у детей граница между игрой и реальностью сильно размыта. Короче говоря, оказывается, игра с друзьями в «войнушку» во дворе лучше действует на психику («Ты ударишь — тебя ударят, поэтому в грудь товарищу камнем не кидай), чем компьютерный бой.

Варсегов:

Если родители небестолковые, они оградят ребенка от этих игр, а вот как бороться с садизмом на телевиденье, это больной вопрос. Ведь что интересно, при Советах при жесточайшей цензуре почти половина фильмов создавалась талантливо. Ныне талантливых фильмов от силы пяток процентов. Лунгин и Бортко могут что-то толковое предъявить, ну там еще пара-тройка художников. Все остальные — вредители. Лично я за культурную цензуру на телевидении.

Грачева:

Варсегов, осторожно! А то сейчас против телевредителей кампания начнется — и повыковыряют заодно благородные растения. Я думаю, больше у нас хороших режиссеров, но ни финансов у них нет, ни усадеб потомственных. Это не нищета духа, а нищета материальная их душит. А искусство ведь во все века на меценатах держалось. Значит, ждать остается, пока нефти хоть на пару по-настоящему художественных фильмов накачают. А до той поры так и будет рычанье с экрана нестись: «Р-р-режь!».