Миф третий. О «заколюченной стране».

Великую войну в стране встречали по-разному. Ещё один «страдалец» с «вятского креста», Даниил Хармс во всеуслышание трепался, что наконец-то «цивилизованные» немцы уничтожат или сделают рабами этот русский «быдло – пролетариат», грозился набить морду любому, кто осмелиться призвать его в Красную армию, а ежели такое всё же произойдёт – тут же обратить пулемёт (отчего-то он был уверен, что ему доверят именно пулемёт) против внушающих ему искреннее отвращение соплеменников.

В это же время презираемая Хармсом «чернь» обивала пороги военкоматов, требуя немедленной отправки на фронт для отражения иноземной агрессии. Ну ни черта не понимали никчёмные людишки в силу своей нетонкой душевной организации!

Ходил писать заявления и Келлер, хотя сознавал, что на передовой оказаться может лишь чудом. Во-первых, потому что большинство спортсменов (футболистов, кстати, в первую очередь) советская власть обеспечивала «бронью», а во-вторых – по причине происхождения. Фразу «немцы – нормально» культовый Данила Багров скажет только годков через полсотни с гаком, а в 41-м «немец» — это почти приговор. (Хотя… «Сатурн почти не виден» тоже, должно быть, не на пустом месте писался.) А приговор, по идее, рано или поздно должен быть приведён в исполнение.

В конце августа, когда гитлеровцев ещё пытались остановить на Днепре, в Кремле забеспокоились о Волге. И грянул Указ о депортации немецкого населения Европейской части Союза.

Конечно, он напрочь ломал человеческие судьбы и веками устоявшийся жизненный уклад. Даже подготовленные два переезда, по пословице, равны одному пожару, что уж говорить о насильственном переселении. Да и переселении как и куда – в «скотных» вагонах, в пыльный Казахстан, в горный Алтай, в морозную республику Коми… Правда, где было набраться на всех купе и тёпленьких мирных местечек – ни тогда, ни потом так никто и не объяснил.

А нужна ли вообще была подобная спецоперация? Приведу только факты, а дальше пусть каждый решает сам. Намного раньше СССР аналогичные действия уже предприняла чопорная Великобритания, родина парламентаризма: интернировала на свои северные островки 74 тысячи «враждебно настроенных граждан», а нескольких сподвижников «британского Гитлера» Мосли (фамилия одного, не поверите – Эмери) безо всяких там проволочек просто спровадила на виселицу. Позднее отличились и Соединённые Штаты, на территорию которых не упала ни одна бомба Второй Мировой: были отловлены и, опять же «без суда и следствия», отправлены в концлагеря в неласковом штате Алабама, только по официальным, признанным Конгрессом данным, 120 тыс. «лиц японской национальности» (теперь историки уже шёпотом говорят о полумиллионе). Да ещё и с Алеутских островов в те же лагеря зачем-то согнали всех эскимосов… Хотя – да, штатовская депортация проходила гуманнее советской: сталинские палачи на сборы давали всего 24 часа, а рузвельтовские миротворцы – целых 48.

А теперь представьте: ввязались вы в драку со шпанистым противником, а у вас за спиной переминается его младший брат. Нет, он вроде бы и не испытывает лично к вам неприязни, но всё же как-то спокойнее, если отойдёт подальше. Ещё предпочтительнее – закрыть его на время «махаловки» куда-нибудь под замок… Вот и сталинское правительство держать в тылу стремительно откатывающегося фронта Республику немцев Поволжья поостереглось. И опасения были небеспочвенны: на Украине жители, имевшие немецкие корни, приветствовали пришельцев хлебом-солью, с Волги текли донесения о поимках диверсантов, провокаторов и даже ликвидации вражеского десанта. В конце концов, в Генштабе, перед войной вчерне разрабатывавшем планы практически бескровной нейтрализации Германии стремительными танковыми ударами с территорий уже советизированных Бессарабии и Северной Буковины (с целью отрезать Германию от запасов румынской нефти), прекрасно понимали, что «таким же макаром» можно задушить и Красную Армию, остановив поставки «крови войны» из районов Грозного и Баку.

Так вот, нашего героя повезли не на запад (к линии фронта), а на восток. В Казахстан. Не спешите ворошить нужные страницы «Архипелага»: городок Зыряновск казахам «подарили» лишь в 32-м (когда ещё, для пущей индустриализации, в столицы союзной республики «сватали» Омск и Оренбург), а вообще-то это алтайская территория. И не на рудники загребли потенциального изменника, а… на любимую работу: преподавать физвоспитание в школе. Вот жена его, Антонина, отчего-то, как написано в интернет-источниках, «перебралась к родственникам в Харьков». Там я, сколько ни бродил по ссылкам (самое время про ссылки ввернуть), её след потерял – и обнаружил лишь в 47-м под Новосибирском. Находилась ли на оккупированной территории, нет ли, одна или с детьми – сказать не могу.

В начале нового, 1942-го года учителя Александра Андреевича, наконец, мобилизовали. Только… не на фронт. Я даже затрудняюсь определить статус, в котором оказались Келлер и ещё около пяти тысяч (первоначально) советских немцев. Кто-то называет их «трудармейцами», но в официальной терминологии тех лет такой эпитет не применялся. «Рядовой трудового фронта» — так будет точнее. А если проводить параллели с днём сегодняшним – это даже не стройбат. Это сразу, с порога военкомата – дисбат!

Современники Александра Андреевича вспоминают, что о годах, проведённых на лесоповале, он не распространялся нигде и никогда. Но подобная закрытость характерна почти для всех, кто сидел или воевал: ведь окружающие в большинстве своём просто не способны мыслить в той системе координат, через которую загибалась парабола судьбы зэка или солдата. Все ли обыватели радостно захрюкали, когда им метнули бисер «Одного дня Ивана Денисовича»?

К счастью, сохранились воспоминания более «разговорчивых» обитателей промёрзлых бараков многочисленных лагпунктов к северу от станции Яр. Из них мы вычитываем, что какой-то особой, нечеловеческой свирепости «сталинские цепные псы» не демонстрировали: заключённых с этапа немедленно отправляли на санобработку, выдавали пусть поношенную, но спецодежду, предоставляли – и для многих это будет удивительной новостью – двое суток отдыха на адаптацию в лагере, в течение ещё нескольких суток, пока вновь прибывшие осваивали азы лесозаготовки, не соотносили пайковой нормы с нормой выработки… Думается, и претензии рассказчиков для мужчин, кое-что повидавших в этой жизни, во многом покажутся смехотворными: подъём по сигналу в шесть утра, работа на трескучем морозе, «бугор»-уголовник, вороватый каптёр, антисанитария отхожих мест…

Свидетельства очевидцев опровергать ни к чему: было, что было – и недоедание, и смертельная усталость от тяжёлого физического труда, и болезни, связанные как с работой, так и с недоеданием. Но осмелюсь процитировать короткий комментарий всё той же глухой новости о сооружении мемориала погибшим в Вятлаге: «А что, наши деревенские бабы выполняли не ту же самую работу? Да они рядом лес валили – и им-то пайки никто не приберегал, ни им, ни их детям… Отчего же памятник заключённым, а не русским бабам?»

Келлеру ещё повезло: в Вятлаг его «набор» «передислоцировали» в конце февраля – на смену действительно порядочно поредевшему в первую зиму контингенту, состоявшему из интернированных латышей и эстонцев. И дважды повезло, что кто-то, невнимательно вчитавшийся в личное дело, назначил выросшего в степи Келлера на должность «мастера леса». Основная обязанность для такой должности: обеспечение противопожарной безопасности. А это всё-таки не скырканье елей толком не разведённой двуручной пилой, не долбёжка сучьев тупыми зазубренными топорами. «Заноза» в другом: ты не в курсе временных рамок ограничения своей свободы. Любого заключённого среди ночи толкни – и он, не просыпаясь, отбарабанивает дату освобождения. А ты только тупо фотографируешь в памяти: вот снежинки, как подбитые самолёты, планируют в развороченную «чачку» (грязь – по местному); вот они, схватившись, загустевшим сахарным сиропом обливают разлапистые ветки; вот ты наколенными заплатками радостно ухаешься в бурый сухостой первой проталины; а вот на разнотравье сиреневым салютом выстреливает иван-чай… Встретишь ли здесь свой конец, будет ли край вятскому лесоповалу – опять же ОБЗ (Один Бог Знает).

Но всё меняется даже быстрее, чем можно было предположить. В январе 1944-го начальником Вятлага становится подполковник Алексей Демьянович Кухтиков. В кратчайшие сроки, без закручивания гаек и увеличения норм выработки, (чем грешили его предшественники) новый начальник добивается выполнения и перевыполнения плана. Ларчик открывается просто: нажав на ему одному ведомые рычаги, Кухтиков организовывает бесперебойную доставку железнодорожным транспортом давно ждущих своего часа обширнейших стеллажей заготовленных пиломатериалов, наваленных практически вдоль всего полотна, тянущегося в глубь вятской тайги. (Эти грандиозные скопления брёвен, бруса, клёпки вспоминают все обитатели Вятлага 41-го – 43-го годов.) А перевыполнение плана – это увеличение финансовых потоков, это расширение хозяйственных возможностей, это просто облегчение для заключённых.

В столице Вятлага, посёлке Лесном (авторство топонима тоже приписывают Кухтикову) появляются мостовая, тротуары, стадион, дом отдыха, фабрика изделий народных промыслов и даже музыкально-драматический театр!

День Победы Келлер встречает ещё на лесоповале, но вскоре после, по распоряжению руководителя, не привыкшего колоть орехи королевскими печатями, прибывает в Лесной: театральному оркестру (под руководством Поля-Марселя Русакова) необходим высококвалифицированный музыкант, местной школе – руководитель футбольной (и хоккейной!) секции, стадиону нужен директор, а в райсовете «Динамо» — опытный специалист. Где-то на других зонах (у меня нет оснований не верить «вермонтскому затворнику») лютует охрана, фронтовики режут блатных, а здесь — «вожжи» отпускаются настолько, что «вохра» и зэка рядом, бок о бок сражаются на стадионе, где распоряжается находящийся под особым надзором немец… на первенство Вятлага!

Вы решили, что уже всё уяснили о талантах нашего несгибаемого героя? Вот вам новый поворот: в начале 1947-го ещё не расконвоированный Келлер отправляется в «командировку» в Киров для участия в областных соревнованиях… по конькобежному спорту! И — выигрывает первенство области, выступая… на хоккейных коньках! (А местная конькобежная школа тогда — чуть ли не лучшая в стране, соревнования на приз имени Кирова – вторые по значимости после первенства СССР.)

Год падения Сихотэ-Алинского метеорита для Келлера вообще счастливый: гулаговских немцев в 47-м переводят в режим спецпоселения (и Кухтиков здесь ни при чём – он уже получил новое назначение, в печально знаменитый Речлаг), разрешают воссоединиться с семьями (верная Антонина незамедлительно едет к мужу), у дочки Виктории обнаруживаются несомненные музыкальные способности, позволяющие ей в столь раннем возрасте дебютировать на театральной сцене. К 3-летию Победы Келлера даже награждают медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». (Да-да, награждают «сидельца»!) Но… фоном к этой идиллии – страшный послевоенный голод в деревнях и сёлах, заставляющий опять же задуматься: да стоит ли сооружать монументы заключённым, если где-то торчат чёрные, покосившиеся, превратившиеся из страшных плюсов в знаки умножения, крестьянские кресты?

В 49-м году в семье Келлера опять прибавление: на гулаговской территории плачем возвещает о своём появлении на свет Наталья Александровна. С наследниками, как впрочем, и с другими детьми, «снова папа» возится с особым упоением. Отцовские надежды – на Евгения, но тот их толком не оправдает: погоняет недолго шайбу во второй союзной лиге за кировский «Труд» — и всё. Зато «неродных» способных пацанят в областном городе, куда Келлера переводят в 1951-м (особый надзор за «русскими немцами», напомню, будет отменён только в декабре 55-го) – пруд пруди.

У послевоенных кировских мальчишек две страсти: футбол и голуби. (Почти название фильма получилось.) Собрать команду старшеклассников для участия в юношеском Кубке РСФСР – не проблема. Вот заставить их выиграть финал – проблема! Вы не ослышались: «заставить выиграть финал»! Накануне решающего матча прошёл слушок: за победу будут выдаваться хрустальные вазы, а проигравшим… двустволки! (Какой очередной руководящий умник выдавил из себя такой креатив?) «Вятские-хватские» проявили недюжинное умение – успешно продули последнюю игру. Возвращаться с «трофеями» привелось через пол-страны, и в Москве «партизанский отряд» враз прихватила милиция. Келлеру пришлось попотеть, чтобы «отмазать» толпу здоровенных вооружённых юнцов…

По прибытии в Киров на Александра Андреевича обращает внимание уже местная милиция. Нет, не по поводу московского инцидента, и не поводу каких-либо нарушений особого режима. Динамовцам захотелось вернуть себе звание лучшего коллектива области, «узурпированное» в те годы командой Просницкого района (читай – Кирово-Чепецкого химкомбината), а для достижения цели позарез понадобился хороший тренер. Келлер соглашается – и за два года добивается прекращения гегемонии чепчан, чьё разочарованное руководство вынужденно производит переориентацию спортивного направления в сторону «шайбы». Что ни говорите, а я вижу долю «вины» Келлера в том, что советский хоккей получил впоследствии такую самобытную команду, как кирово-чепецкая «Олимпия».

Ещё три года посвящены подготовке к выходу «Динамо» на союзный уровень. Следующие три – для рывка на повышение: в 59-м кировчане финишируют вторыми в своей зоне класса «Б», но зато – уже как сборная области – побеждают на Спартакиаде народов РСФСР. В городе – футбольный бум. Всё лето над стадионом «Динамо» (кстати, в наше время это историческое сооружение намереваются сносить, а «взамен»… восстановить взорвавшийся в 68-м стадион «Трудовые резервы»!) носятся стаи голубей, выпускаемых мальчишками при каждом забитом хозяевами мяче. Три фамилии из тех, кто выходил в том сезоне на динамовский газон, известны любому, хоть немного ориентирующемуся в истории отечественного футбола. Я их процитирую, как кричалку: «Вшивцев – Урин – Перетурин».

… Келлер на пороге 50-летия. Он вернулся в не «заколюченную» действительность, вернулся в футбол, заслужил обожание целого региона. Почти все (кроме Аркадьева), с кем он проходил лицензирование два десятка лет назад, уже поработали в высшей лиге – и тоже опустились «этажом», а то и двумя ниже. Сборной руководит одногодок, Гавриил Качалин – когда-то Фивебр в череде талантов называл его вторым, после Келлера. «Сны о чём-то большем» даже не хочется досматривать…

Но тут вдруг следует «звонок из прошлого»: Келлера очень хочет видеть у себя в очередной раз утопающее в классе «Б» горьковское «Торпедо». А вслед, дуплетом – два звонка «из будущего»: в связи с ужасно «необходимым» расширением класса «А» с 12 сразу до 22 команд квалифицированный специалист стал надобен и в Алма-Ате, и в Ташкенте.

А ещё говорят: «шанс не стучит дважды».