Межнациональные столкновения в столице — всегда хороший повод для прессы поругать власть. Прежде всего — власть в городе, вторым заходом — власть в стране. Конечно, как всегда, не без оснований.

Если хранились на известной овощной базе — незарегистрированные стволы и наркотики, а об этом писалось еще в феврале этого года в некоторых интернет-изданиях, городская полиция давно обязана была обратить на это внимание. СМИ могут давать сигналы, но обязать полицию заниматься прямым своим делом, они у нас пока не в состоянии. И это само по себе печально, потому что на такие проблемы, как межнациональные конфликты, следует реагировать превентивно, заранее устраняя всё, что может к ним привести.

Но даже так, коренным образом ситуацию в Москве (как и в Париже, Лондоне, Стокгольме и многих других европейских столицах) изменить будет нелегко. Как и почти всякая постимперская столица, Москва переполнена людьми разных вер, национальностей и этнических кланов, и я с трудом себе представляю то прекрасное будущее, когда в наших дворах будет царить мир и благоволение. Кто-то ударил ножом другого человека и скрылся. Поверим ли мы в то, что такого рода событие более никогда не произойдет в Москве? Что преступник и его жертва с этого времени никогда не будут принадлежать к разным этносам? Что преступник после этого не найдет прибежища у «своих», а соплеменники жертвы не организуются в мощную ватагу, чтобы покарать не только конкретного виновника, но и тех, с кем он связан по крови, вере или же роду деятельности? Можем ли всерьез говорить, что, если бы сейчас в городе был другой мэр, а полицией руководил бы другой министр, ничего подобного бы никогда не случилось?

В этой ситуации властям, правоохранительным органам, правозащитным организациям, СМИ нужно было бы выработать некий неформальный пакт. Нужна какая-то договоренность — не обсуждать в этих ситуациях ни преимущества, ни недостатки русского и всякого иного национализма. Вообще стоит меньше говорить о национальных — потенциально не разрешимых — противоречиях, больше — о решаемых социальных проблемах.

Кто-то правильно сказал, в СССР не было столь острых межнациональных проблем не потому даже, что все верили в коммунистическую идеологию, а потому, что все хотели принадлежать такому интернациональному сообществу — самому престижному в том обществе, как интеллектуальный класс. Дело не только в том, что интеллектуалы более чем кто либо склонны к интернационализму. Это совсем не всегда и не везде так. Дело в том, что неформальный престиж одного класса — причем класса некоммерческого — это хорошая основа для сближения элит разных этнических групп в одну национальную элиту. Если бы у нас престижно было быть военным и все бы хотели стать военными, думаю, это имело бы тот же социально сплачивающий эффект. Но если в обществе престижно быть бандитом, а люди имеют тенденцию объединяться по принципам крови или соседства, то что удивляться тому, что тема бытового этнонационального с криминальным уклоном раздора стала у нас центральной в повестке дня? Мы читаем книги о гангстерах, смотрим сериалы про гангстеров, слушаем музыку гангстеров, мы завидуем гангстерам, что они имеют оружие, а мы нет. Мы уже давно поделились на преступников и случайных жертв.

Конечно, нам не удастся превратить российскую столицу во что-то подобное какому-нибудь маленькому городку в Бенилюксе. Именно в Москву текут деньги, люди, товары со всех уголков бывшей империи. Стоит ли нам ждать эпидемии, которая, как в Средние века, разбросает жителей больших городов по менее тесным и скученным пригородам, или мы сами начнем придумывать варианты, как хотя бы чуть-чуть растворить Москву в целой России? Чтобы ее бескрайние просторы вместили в себя хотя бы толику московских богатств, но вместе с тем немного облегчили и тяжесть всех наших будничных городских проблем, к которым, увы, относятся и ночные побоища людей с разным составом крови.

Однако весь вопрос состоит в том, как в этой ситуации будет позиционировать себя российское государство: встанет ли оно над клановой, этнической рознью, и какую займет позицию по отношению к принципу крови. Проще говоря, какой альтернативный, более высокий принцип вытеснит принцип крови? Что ему сможет противопоставить государство — кроме слов о «национальной идее». Кланы были и в Нью-Йорке, как мы знаем по фильмам Скорсезе и Серджо Леоне, но там были культ американского государства и американская мечта, иммигрантские и антииммигрантские выступления периодически случаются и в Париже — но там есть почитание государственного строя республики и общего республиканского наследия. Мы же находимся в каком-то психологическом зависании между ностальгией по империи и мечтой по этнократии. И то и другое невозможно. Возможен проект Пятой республики — с территорией на века, населением своим на века, политическим устройством на века. Нам нужна, как когда-то была нужна французам, тоже столкнувшимся с проблемами идентичности после Второй мировой войны и отхода бывших колоний, идея последней Пятой республики, в которой уже ничто не будет подвергаться сомнению — ни состав населения государства, ни состав земель, входящих в него, ни государственные институты. Ни право гражданина спрашивать с государства за свою безопасность, ни право государства защищать безопасность своих граждан, усмиряя племенные раздоры.