У граждан России не осталось никаких прав. Сегодня они живут только милостью начальства.

То, что я пишу этот текст, — вернее, то, что этот текст опубликован на российском ресурсе, — временное недоразумение, которое, вероятно, будет устранено. Россия претерпела несколько качественных изменений, которые еще не вполне осознаны ни обществом, ни властью, ни внешним миром. Со времен падения СССР и уж тем более с появлением во главе государства Путина Россия не была в полном смысле слова свободной страной. Но за последнее время свобода закончилась совсем, и сейчас она существует только как фантомная боль. Свобода — это реализация неотъемлемых прав. У жителей и граждан России таких прав больше не существует — если что-то у кого-то до сих пор еще не отняли, то только потому, что до этого не дошли руки. Мы все еще можем кое-где ругать всякое начальство от Путина до участкового и читать эту ругань, пересекать границу, иметь собственность, выбирать себе профессию, сами воспитывать своих детей, вступать в какие хотим сексуальные отношения, жениться и разводиться, но делается это не по праву, а по милости.

Права больше нет даже на уровне имитации. Законы существуют только в качестве каталога наказаний, никак не связанного с поступками и проступками. Для милости не нужен закон, а только лишь добрая воля или попустительство начальства. Чтобы ее отобрать, не нужно никаких поводов, что убедительно демонстрируют российские суды.

Приговор Михаилу Косенко — участнику митинга на Болотной, которого признали опасным сумасшедшим и отправили на бессрочное принудительное лечение, — был вполне ожидаемым. Неправосудные приговоры давно уже стали российской повседневностью, но этим приговором российская судебная система взяла новый рубеж. Она показала, что никакой резонанс и никакие гуманитарные соображения не мешают ей действовать по самому худшему из возможных сценариев даже в отношении совершенно случайной жертвы.

Косенко получил ужасный приговор, несмотря не только на полное отсутствие доказательств вины, но и на наличие абсолютно неопровержимых доказательств его невиновности. Он — не Михаил Ходорковский, не общественный деятель, не владелец крупной собственности. Он не заложник, судьбой которого можно шантажировать кого-то другого. Он самый обычный человек, который с десятками тысяч таких же обычных людей был 6 мая 2012 года на Болотной и делал то же самое, что и они. На скамье подсудимых именно он оказался совершенно случайно. Точно так же случайно оказываются на скамье подсудимых множество россиян — никто не знает точно, сколько их. Но явно очень много. То, что Косенко посадили за участие в демонстрации протеста, — чистая случайность. Не это привело его на скамью подсудимых, но именно это привлекло внимание к его делу и вызвало некоторый резонанс. И рассматривать его нужно не как политзэка, а как рядового гражданина, оказавшегося в обыденной ситуации.

Мне кажется, нет совершенно никакого смысла рассуждать, зачем посадили Косенко или, например, зачем арестовали и приговорят к серьезным срокам людей с гринписовского корабля. Про гринписовцев, возможно, что-то и решали в высоких кабинетах, но администрация президента едва ли давала указания судье Москаленко по поводу Косенко, а сам он лично судье ничем не навредил. У этой жестокости нет цели. Но у нее есть причина. Это полное растворение института права. Этим нынешняя Россия принципиально отличается от позднего СССР, несмотря на всю официальную ностальгию и попытки его имитировать.

В позднем Советском Союзе существовали жестокие и несправедливые, но понятные правила. Каждый гражданин представлял себе, за какое поведение полагалось наказание и каким это наказание могло быть. Милиция худо-бедно занималась расследованием преступлений и поддержанием общественного порядка. Прокуратура кое-как надзирала за милицией, суды кое-как судили. Все это работало плохо, но все-таки подлежало реформированию. Сейчас реформировать уже нечего. По части прав и свобод некоторые преимущества по сравнению с СССР может оценить только очень узкая прослойка населения России, которая ценит свободный доступ к информации, возможность думать и говорить что хочешь, путешествовать и иметь значительную собственность. Но это не настоящие права, а временные привилегии, которые легко отобрать, особенно с учетом того, что они ничего не значат для большинства населения. Пора уже признать, что мы живем в абсолютно несвободной стране, в которой пока еще не до конца закручены гайки.