Подарок из Африки: Радикальный ислам открывает новые театры боевых действий.

Драма с захватом заложников в Найроби — тревожный симптом, означающий, что Африка южнее Сахары готова превратиться в еще один фронт глобального наступления радикального исламизма.

Атаке террористов на кенийскую столицу предшествовали гражданские войны в Мали и Судане, который в итоге распался на две страны. И это на фоне длящегося вот уже второе десятилетие кризиса в Сомали, — стране, ставшей хрестоматийным примером failed state — «провалившегося государства».

Военное противодействие террористам и радикалам, готовым убивать по признаку конфессиональных различий, пока оказывается относительно эффективным — хотя сама по себе длительность и сумбурность операции в Найроби заставляет, разумеется, в этом усомниться. Во всяком случае, в Мали противники радикальных исламистов при поддержке французского экспедиционного корпуса в считанные недели справились с сугубо военной составляющей проблемы.

К слову, по логике малийского сценария взять на себя хотя бы часть работы по освобождению захваченного террористами торгового центра в Найроби должны были британские военные — Кения еще сравнительно недавно была частью Британской Восточной Африки, и такое вмешательство могло бы подтвердить ответственное отношение бывшей метрополии к своим бывшим территориям и проживающим там людям. Впрочем, в Мали Запад — в основном, в лице Франции, — имел дело с полномасштабной наступательной операцией: в Кении дело пока не приняло такого оборота.

Это «пока», впрочем, ни от чего не гарантирует. Теракт в Найроби определенно нанес огромный репутационный риск стране, зарабатывающей свой нелегкий хлеб в том числе и на туристической индустрии. В результате нынешней трагедии поток желающих взглянуть на тающие снега Килиманджаро едва ли всерьез сократится или иссякнет, но проблема в том, что весь недавний опыт учит: где «выстрелило» раз, повторения можно ждать в любой момент. И значит, сценарий превращения относительно устойчивой страны в failed state, находящееся в каком-то диком зазеркалье по отношению ко всему остальному миру, может быть запущен и в Кении. Возникает вопрос, сколько еще может быть остановок на этом пути глобального джихада.

Ответа на него нет, в том числе и потому, что до сих пор не вполне ясно, с чем в точности мир имеет дело. Нет даже солидарного мнения о том, кто это приходит в мирные города и торговые центры с оружием и бомбами, готовый убивать? Как правильно обозначать их главный мотив: радикальный ислам или радикальный исламизм?

При кажущемся созвучии, разница есть. Говоря о радикальном исламизме, мы утверждаем, что это некое скорее политическое, нежели конфессиональное движение, теоретически базирующееся на исламской догматике, но на самом деле чуждое самому мусульманскому большинству.

Но, во-первых, противопоставление мусульман и исламистов уже не раз и не два опровергалось жизнью. Любой, кто следил за развитием событий на российском Северном Кавказе в последние годы, мог видеть, что государство, стремясь поддержать стабильность, делало ставку на традиционный ислам, противопоставляя его радикальному исламизму. Это работало и частично продолжает работать, но долгосрочный эффект, по-видимому, получается обратным: молодежь постепенно перестает делать различие между традиционной и радикальной «версиями» религии, считая, что эти противоречия — поколенческая проблема их отцов и старших братьев. А поскольку система проповеди у радикалов резче, ярче и агрессивней, получается, что новые поколения в гораздо большей степени подвержены влиянию радикального исламизма, чем предыдущие. И для них это уже не исламизм, а именно ислам. Это означает, что рецепт не работает, пора искать новый — а искать его можно только в области светского просвещения, которое не оставило бы места для агрессивного средневекового мракобесия. Но это дороже, сложнее и дольше.

Во-вторых, если считать, что исламизм — политический проект, то есть инструмент политики, то сразу же возникает вопрос, в чьих руках он находится. То, что радикальные суннитские исламские группировки поддерживались, а иногда и создавались при деятельном участии западных спецслужб, не секрет. Как и то, что сейчас финансовые нити «Аль-Каиды» и ее «филиалов» тянутся к странам Персидского залива — респектабельным союзникам Запада. Парадокс — западные разведки должны противостоять тем, кого 30 лет назад поощряли. Более того, несмотря на глобальную антитеррористическую кампанию после 11 сентября 2001 года они продолжают локально поощрять те же движения, с которыми всего 12 лет назад открыто сражались — например, в Сирии. Рано или поздно этот парадокс заинтересует налогоплательщиков — и хотелось бы верить, что скорее рано, чем поздно, потому что от того, как скоро возникнет общественный запрос на прозрачность, и как серьезен он будет, напрямую зависит, сколько еще стран повторят скорбный путь Сомали.

Определенная надежда на такой запрос есть — в том числе потому, что, независимо от того, подтвердятся ли данные о европейских, британских и американских паспортах в карманах тех, кто пришел убивать в Найроби, очевидно, что обладатели таких паспортов есть среди радикалов и в Кении, и в Сомали, и в Сирии, и в Афганистане. Это или этнические мусульмане, или неофиты, новообращенные — подчас самого неожиданного этнического происхождения. Именно они оказываются зачастую более жестокими и непримиримыми, чем их квазирелигиозные учителя.

Проблема в том, что большинство из них после окончания очередной миссии «джихада» в Сирии или Кении определенно захочет вернуться домой — просто потому, что жить там неизмеримо комфортней, чем в том мире, который они своими руками превращают в ад. А вернувшись, они создадут угрозу для своих соседей — европейцев, британцев, американцев, россиян (потому что выходцы из России, увы, все чаще «отмечаются» на театрах боевых действий «глобального джихада»). И поскольку тех, кто очевидным образом не захочет терпеть рядом, в собственном дворе или на лестничной клетке, убийц и фанатиков с боевым опытом за плечами, большинство, то есть надежда, что это большинство наконец потребует от своих правительств положить конец победному шествию по планете агрессивного мракобесия. Потому что, хоть все это и выглядит пока как проделки одной и той же горстки отморозков в разных частях земного шара, не за горами час, когда встанет экзистенциальный выбор: или они, или мы.