К 100-летию начала Первой Мировой в Швейцарии опубликована дипломатическая переписка того периода

«Каждый день ожидания — это победа, потому что страны-посредники могут сосредоточиться на своем стремлении сохранить мир», — писал 27 июля 1914 года в письме своему руководству посол Швейцарии в Лондоне Гастон Карлин. Первая мировая началась на следующий день. Швейцарская дипломатия до последнего не оставляла надежд на то, что локальный конфликт Австро-Венгрии и Сербии не перерастет в общеевропейскую войну. Швейцария и сама в конце XIX века пережила подобный инцидент с Германией, где ее даже обозвали «полудикой страной», и рассчитывала и тут уладить дело миром. Теперь, спустя 100 лет, Швейцария создала на официальном сайте дипломатических документов специальный раздел, посвященный Первой мировой войне.

Берлин: «Какие бы меры не предприняла Австро-Венгрия, до крайности не дойдет»

В день убийства в Сараево эрцгерцога Франца-Фердинанда, 28 июня 1914 года, посол Швейцарии в Берлине Альфред де Клапаред работал над отчетом о политической ситуации в Европе по мотивам бесед с заместителем государственного секретаря Германии по внешним делам Альфредом Циммерманом. «Господин Циммерман снова высказался очень оптимистично: непрекращающиеся междоусобицы и сложности, с которыми Франция столкнулась в последние три года, финансовые проблемы и нестабильный парламент — все это не позволит Франции искать лекарство от внутренней болезни в авантюристкой военной политике», — вспоминал о своем разговоре с немецким внешнеполитическим деятелем де Клапаред.

Союзники Франции — Англия и Россия, по мнению Циммермана, вообще угрозы не представляли. Англия не захочет ввязываться в войну на континенте, полагал он, а Россия, несмотря на постоянно высказываемые противоположные мнения и шум российской прессы в угоду французам, просто не готова воевать.

«Таким безобидным выглядел мой отчет поначалу, — написал 21 июля посол начальнику политического департамента и президенту Швейцарии Артуру Хоффману. — Когда же весть об ужасном преступлении в Сараево достигла и этих мест, а днем позже в Белград поступила нота, ситуация, на мой взгляд, изменилась настолько, что я счел необходимым серьезно отступить от своего доклада». Речь идет о ноте, которую Австро-Венгрия направила Сербии с требованием провести немедленное расследование убийства престолонаследника, за которым, не сомневались австрийцы, стоял заговор сербской националистической преступной организации. «С тех пор настроения здесь [в Берлине] постоянно колеблются, — писал швейцарский посол, — и пока нельзя сказать определено, попытается ли Австрия после отправки этой угрожающей ноты à tout prix (любой ценой — РП) развязать войну».

Альфред Циммерман. Фото: Paul Popper / Popperfoto / Getty Images / fotobank.ru

Де Клапаред 20 июля снова отправился к Циммерману, чтобы «осведомиться о взглядах местного министерства иностранных дел и обсудить различные балканские вопросы». Заместитель госсекретаря, как выяснилось, собирался в отпуск, но вынужден был отложить его и остаться в Берлине. «И не потому, как мне сразу подумалось, что ситуация стала опасной, — писал Клапаред, — а чтобы «просто посмотреть, как все будет дальше развиваться». По результатам своих наблюдений Циммерман делал вывод о том, что «какие бы меры не предприняла Австро-Венгрия, до крайности не дойдет». «Сербы же придут в себя и выполнят все предъявленные им требования», — не сомневался он.

Швейцарский посол, напротив, был переполнен сомнениями и тревожился, что в случае войны между Австро-Венгрией и Сербией к ней присоединятся и другие державы. «Да вы что! — воскликнул в ответ Циммерман. — Полагаете, что великие державы станут вмешиваться в этот локальный конфликт?».

Сомнения швейцарца основывались на «воинствующих настроениях, которые господствуют в австрийской милитаристской среде». Сам убитый эрцгерцог проповедовал схожие идеи, и этого не отрицали в Германии. «Да, — признал Циммерман, — он принадлежал к тем немногим, кто поддерживал это направление». В своем письме на родину Клапаред так характеризует политику Франца-Фердинанда: «Один мой тутошний приятель как-то обмолвился о том, о чем говорил его венский знакомый: «После трагедии в Сараево в Вене снова можно дышать свободно, потому как покойный все время пугал войной».

Лондон: «Способ и манера обращения Австро-Венгрии с балканскими странами выглядят оскорбительными»

Угроза, нависшая над Европой, с тех пор стала для многих очевидной. Однако дипломаты не прекращали попыток уладить конфликт мирными средствами. «Австро-венгерский посол оправдывает действия своего правительства поведением Сербии, которая со дня убийства австро-венгерского наследника не сделала ничего из того, о чем Австро-Венгрия их просила», — писал 27 июля Хоффману посол Швейцарии в Лондоне Гастон Карлин. Сербский посол реагировал весьма импульсивно. «Нет никого ненавистнее сербскому крестьянину, — приводит его слова в своем отчете Карлин (хотя и не называет его имени), — чем австрияк или венгр. И ничто не стало бы [для Сербии] более патриотичным, чем война против двойной монархии [Австро-Венгрии]».

В Лондоне никто не сомневался, что Австро-Венгрия на своем ультиматуме не остановится. «Не стоит при этом забывать, что Сербию воспринимают как полуцивилизованное государство, — писал Карлин, — которое не заслуживает достойного обращения, так же, как и отчасти, например, Бельгия и Швейцария». Швейцарцам как никому было понятно положение Сербии.

В 1889 году между Швейцарией и Германией возник аналогичный конфликт из-за ареста немецкого полицейского Вольгемута в Швейцарии. Бисмарк тогда заговорил о том, что положение Швейцарии в иерархии европейских государств должно быть пересмотрено. И посол Карлин вспоминал, что тогда этот один из величайших политиков Европы называл Швейцарию «полудикой страной». Инцидент удалось исчерпать только после личного вмешательства императора Германии Вильгельма II.

Сэр Артур Николсон. Фото: Библиотека Конгресса США

Последний посол Австро-Венгрии в Великобритании, граф Альберт фон Менсдорф-Пули-Дитрихштейн, недоумевал, с чем связано недовольство политикой его страны в России. «Австро-Венгрия не преследует целей территориальных захватов, а добивается лишь призвания Сербии к ответственности», — настаивал он. Но поддержки в дипломатическом корпусе Британии при этом не получил. Гастон Карлин считал, что «способ и манера обращения Австро-Венгрии с балканскими странами выглядят оскорбительными». «За исключением Австрии, всесторонне признано, что Сербия в полной мере выполнила требования австрийцев, и, как суверенное государство, сделала, скорее, слишком много, чем слишком мало», — говорилось в его отчете Хоффману.

МИД Великобритании совместно с внешнеполитическими ведомствами Франции и России в те дни активно трудился над тем, «чтобы подвигнуть Австрию к медиации». Казалось, Вена этому не сопротивлялась и не высказывала намерений начать войну против Сербии. И пока вторжение не началось, уверял заместитель госсекретаря по внешним делам Англии сэр Артур Николсон, «остается надежда на то, что вероятность общеевропейской войны значительно снизится».

Правда, российские послы не скрывали, что их империя в случае агрессии Австрии в отношении Сербии вмешается в этот конфликт, и тогда всеобщей войны не миновать.

Стремясь достичь мира, державы готовились к войне. «Великобритания держит значительную часть своего флота в Портленде, — делился своими наблюдениями Карлин. — Другая часть остается в портах приписки, но команда при этом находится в полной боевой готовности». Тогда все зависело от того, каким будет следующий шаг австрийцев. «Каждый день ожидания — это победа, потому что страны-посредники могут сосредоточиться на своем стремлении сохранить мир, — писал швейцарский посол. — И сэр Артур Николас не верит, что какая-либо из великих держав, включая Австро-Венгрию, готова была бы взять на себя ответственность за развязывание общеевропейской войны».

Берн: «В войну будет втянута Германия и другие государства»

28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну. На следующий день на заседании федерального совета Швейцарии было принято решение о сохранение нейтралитета. А 30 июля на совете выступил главнокомандующий швейцарской армией генерал-майор Теофил Шпрехер фон Бернег. Он вынужден был констатировать, что положение в Европе «осложняется мобилизацией русских». «Трудно сказать точно, насколько далеко распространится мобилизация, то есть какой она будет по объему относительно территории и войск, — рассуждал Шпрехер. — Если, например, Варшава не будет мобилизована, то тогда новые распоряжения о мобилизации (на юге и юго-западе) направлены против Австрии».

Кайзер Вильгельм II и принц Эйтель перед лейб-ротой первого гвардейского полка. Фото: Библиотека Конгресса США

Главнокомандующий считал, что в одиночку Австрия против русских войск в союзе с сербами не выстоит. «Возможным последствием этого станет то, что в войну будет втянута Германия и другие государства», — резюмировал он. Тем не менее, Шпрехер не считал нужным объявлять в Швейцарии всеобщую мобилизацию. Оптимальным представлялось приведение армии в боеготовность. «Должно объявить призыв военнообязанным запаса, чтобы ужесточить пограничный режим, обеспечить охрану складов, коммуникаций и так далее», — предложил главком. В этом его поддержал президент Артур Хоффман, который опасался, что всеобщая мобилизация, особенно в частях, расквартированных за границей, может вызвать у сопредельных государств подозрение, что Швейцария также намерена вступить в войну.

Но уже на следующий день, 31 июля, из Берлина пришло письмо, которое таки вынудило швейцарцев, хоть и сохранить нейтралитет, но все же объявить мобилизацию. В полдень посол Альфред де Клапаред отправился в МИД, чтобы провести переговоры по поводу торгового соглашения между Германией и Швейцарией. «По дороге я заметил, что император [Вильгельм] приехал с визитом во дворец рейхсканцлера», — докладывал он. Клапаред заподозрил, что этот визит носит чрезвычайный характер. «Поэтому я остался на Вильгельштрассе и вскоре убедился в правоте собственных подозрений, — повествовал посол. — Машина императора уехала от дворца пустой, а значит, кайзер собирался надолго задержаться у канцлера».

Посол продолжал наблюдать. Вскоре из дворца вышел министр иностранный дел Готтлиб фон Ягов, который стремительно направился в свое ведомство, держа в руках «какой-то лист бумаги». Клапаред тут же связался с внешнеполитическим ведомством, где ему сообщили, что заместитель Ягова, Циммерман, примет посла в ближайшее время. В комнате ожидания он столкнулся с графом Сегени (посол Австро-Венгрии — РП), выглядевшим «молчаливее обычного». «Жребий брошен!», — воскликнул Циммерман, когда я вошел к нему в кабинет», — писал швейцарский посол. Из посольства Германии в Петербурге тем утром пришла телеграмма, гласившая о том, что Россия, без сомнения, вступит в войну, о чем свидетельствует мобилизация армии и флота. После полудня, заявил Циммерман, Германия объявит военное положение и всеобщую мобилизацию.

Альфред де Клапаред завершил свое письмо просьбой к президенту Швейцарии вернуть его домой и возместить затраты на дорогу.