Cто лет назад Европа начала постепенно съезжать в пропасть мировой войны. Есть масса политических версий, как началась эта гигантская бойня, которой вроде бы никто не хотел. Но можно взглянуть на предвоенные события с другой точки зрения. Война началась, потому что ее подталкивал научно-технический прогресс.

Если вам нет еще сорока, вы, наверное, плохо помните, какой шок вызвало в советском обществе знаменитое интервью Маргарет Тэтчер в 1987 году. В том интервью она сказала, что ядерное оружие является важнейшим фактором сдерживания, благодаря которому в Европе царит мир.

Спустя три года мне довелось пообщаться на Сахалине с пожилым японским предпринимателем и инженером, чья молодость пришлась на годы Второй мировой. Говорили о перестройке, о роли новейших технологий и о нашем общем будущем. Японский коллега высказал мысль, что для мира опасно не ядерное оружие, а стремительные технологические прорывы сторон глобального противостояния – скоротечный технический прогресс, при котором вперед выходит то одна, то другая сторона. Именно такая ситуация сложилась в начале ХХ века, когда гонка вооружений стала совершенно непрогнозируемой. Оружие и техника менялась так стремительно, что военные просто теряли представление о том, в какой стратегической ситуации они находятся.

Великая тактическая революция

На протяжении столетий военные готовились к новым войнам, копируя приемы прошлого. Конница, доспехи, в руках меч. Даже появление в Европе пороха мало что изменило. Форма менялась быстрее и чаще, чем оружие. Знаменитый английский мушкет «Смуглая Бесс» модели 1703 года давал на расстоянии 90 метров круг рассеяния почти два метра. Да и через сто лет британские ветераны считали, что на дистанции 180 метров целиться в противника – все равно что в Луну: никакого эффекта. Эти мушкеты были сняты с вооружения только в 1830 году. Многие поколения не видели никаких особых изменений в оружии, и приемы дедов вполне были применимы и для внуков.

Только Крымская война (1853–1856) показала, что технический прогресс становится важным фактором вооруженной борьбы. Гладкоствольные ружья били вчетверо ближе, чем нарезное оружие, и преимущество в этом оружии было у войск антироссийской коалиции. Также у России не было паровых кораблей, на что она ответила созданием морских мин. Севастополь вошел в историю фортификации: предложенная Тотлебеном схема батарей ломала старинные представления о том, как должны выглядеть позиции артиллерии при обороне. А колонны стали рассыпаться в цепи.

Буквально за несколько месяцев британская армия сменила свои красные мундиры (слева) на форму цвета хаки. Поменялась и тактика ведения боя

К концу 50-х годов XIX века ведущие армии Европы стали в массовом порядке переходить на нарезные винтовки, такие как Мартини – Генри, с дальностью прицельной стрельбы более пятисот метров, а спустя еще тринадцать лет появились магазинные многозарядные винтовки Манлихера и Ли-Энфилда с прицельной дальностью девятьсот метров и более.

Ну а пулемет американца Хайрама Максима в 1884 году просто перевернул воображение военных своей скорострельностью, 650 выстрелов в минуту, и весом – 20 килограмм. Таким образом, переход от гладкоствольного оружия до автоматического нарезного занял всего 30–35 лет – срок службы офицера. Всю тактику прошлых лет можно было отправить в музей.

Новое время

Впервые автоматическое (пулеметы) и новое нарезное стрелковое оружие стали широко применять в конце XIX – начале XX века. Прежде всего это столкновения в Южной Африке, когда в 1893 году близ Бембези небольшой отряд британцев, вооруженных магазинными винтовками Генри, при поддержке четырех пулеметов «максим» отражали нападение нескольких тысяч воинственных матабелов. Около трех тысяч человек с атакующей стороны остались лежать на поле боя. Затем пулеметы показали себя во время Англо-бурской и Русско-японской войн.

Попытка защититься от огня стрелкового оружия и сохранить мобильность привела к появлению удивительных тележек и личных лат наподобие средневековых

Возник вопрос: какими теперь должны быть критерии «подавляющего большинства»? Можно ли вести бой без предварительной артподготовки по позициям противника? Как показал опыт боев, наступающие старались как можно скорее окапываться на занятых позициях, и война стремительно превращалась в позиционное сидение.

Боевые действия Русско-японской войны способствовали появлению еще одного вида оружия – бронеавтомобиля. И хотя попытки использовать броню были и ранее, именно подъесаул Михаил Накашидзе, пользуясь семейными связями, пробил заказ у французской фирмы Charron, Girardot et Voigt на изготовление для русской армии бронеавтомобилей, вооруженных пулеметом системы Гочкиса. Появление танка, то есть тяжелого носителя артиллерии, становилось делом времени.

Первая серийная бронированная машина от Charron, Girardot et Voigt начала эпоху бронетехники. Это 1905 год. Через 10 лет по полям поползут тяжелые британские танки

На море вообще сложилась парадоксальная ситуация: военные корабли устаревали быстрее, чем их строили. На смену передовым угольным паровым поршневым машинам (каковые были установлены на крейсере «Аврора») пришли газотурбины на жидком топливе (эсминец «Новик») и дизельные двигатели.

Еще в 1911 году военно-морской министр Великобритании Уинстон Черчилль потребовал перевести весь флот с угля на жидкое топливо. После 1910 года, когда Джеймс Маккечни изобрел форсунки, мощность дизелей резко возросла, и стало ясно, что угольная паровая машина уходит в историю. На подводных лодках устанавливались электродвигатели. Механики, изучавшие в 20 лет паровые машины, в 35 уже вынуждены были переучиваться.

Появление авиации заставило думать о ее возможном применении в военных целях. Многомоторный самолет «Илья Муромец» конструкции Игоря Сикорского летом 1914 года совершил полет из Петербурга в Киев и обратно, установив мировой рекорд. И хотя самолет разрабатывался именно как транспортная машина, очень скоро возникла идея его военного применения как бомбардировщика.

Великая неопределенность

Начало второго десятилетия ХХ века – это просто водопад изобретений. И страшная головная боль для военных. Возникала совершенно фантастическая ситуация: каждые полгода-год то у одной крупной европейской страны, то у другой появлялись какие-то большие технические новинки.

Британский флот стремительно уступал пальму первенства германскому, который был новее и современнее. Немцы делали ставку на химию, и в этой области Германия была самой продвинутой страной на тот момент. Впрочем, о том, чтобы травить людей, как крыс, тогда еще речи не было – предполагалось лишь разгонять боевые порядки противника слезоточивыми газами.

Россия собиралась провести перевооружение армии, но, как всегда, планы были наполеоновскими, а выполнялись медленно. Достаточно вспомнить, что военное ведомство России, имея работоспособный экземпляр «Ильи Муромца», далеко не сразу начало поддерживать его выпуск как бомбардировщика.

Политики требовали от военных определенности. А. Уткин в своей монографии «Вторая мировая война» писал1, что Германия к 1914 году была в патовой ситуации: самая индустриально развитая страна Европы оказалась в «стальном кольце» стран, которые отнюдь не желали ей дальнейшего развития и процветания. Мало того, ее собственные изобретения и разработки непостижимым образом, как в случае с дизельными двигателями, способствовали усилению глобальных конкурентов. Например, Британия и Россия контролировали большинство нефтяных месторождений Евразии.

Германские дирижабли графа Цеппелина поначалу казались «совершенным оружием»

Немцы понимали, что период их технологического превосходства крайне короток. Все говорили о войне – стоит почитать хотя бы газеты того времени. В обществе формировалось представление о «совершенном оружии», которое может появиться вот-вот в недрах флота и станет оружием нарождающейся авиации и сухопутных войск. Умы будоражил вопрос: когда и кто использует такое оружие первым.

Стали говорить о возможности появления оружия массового уничтожения и о том, что войну нужно было начать и закончить до появления такого оружия. Возможно, именно в этом была причина удивительного энтузиазма военных перед Первой мировой. Она действительно, по мнению многих, должна была стать последней и окончательной войной. Ну а что вышло в итоге, мы знаем.

Сто лет спустя

Насколько вероятно, что мы сегодня пойдем тем же роковым путем наших прадедов? С одной стороны, есть масса фантастических прогнозов о войнах будущего. Журналисты с восторгом пишут о разработках DARPA, от боевых роботов до экзоскелетов для солдат. Российские гостелеканалы восторгаются отечественными военными разработками, а западные СМИ заявляют, что их новая техника в состоянии легко опрокинуть слишком отсталые российские вооруженные силы. Но в армиях по-прежнему стоит на вооружении стрелковое оружие, минометы, орудия, которые появились сто лет назад.

Да, в 1990-х в мир вооружений пришла вычислительная техника, в том числе в виде систем космической навигации высокой точности. Она сделала возможным появление действительно нового класса вооружений: беспилотники, или, как их еще называют, дроны, системы управления войсками и даже образцы «умного» оружия. Мечта о такой технике существовала всегда. Сразу после Первой мировой стали рассуждать о солдатах-роботах, о радиоуправляемых самолетах и других чудесах, но технических возможностей реализовать эти мечты тогда не было. Казалось бы, сейчас можно говорить о том, что пришло время нового перелома. Но нужно признать, что у «умного» оружия есть свои уязвимые места, которые пока не позволяют говорить о полноценной революции в области военной техники.

«Умное» оружие – в частности, радиоуправляемые самолеты, торпеды, танки и другая автоматическая боевая техника – дорогое и требует квалифицированных специалистов. Западный мир может вести войну с применением таких средств в случае ограниченных конфликтов с участием стран третьего мира. Но эта техника, в том числе в силу своей дороговизны, не предназначена для длительных боевых действий.

Более того, вся техника с радиосвязью и тонкой электроникой зависит от этой самой связи. Еще она зависит от сигналов со спутника. Значит, если вы боретесь с противником, который обладает такой техникой, вам нужно прервать связь дронов со спутниками. И вот Китай активно разрабатывает технологии космической борьбы; в 2007 году он продемонстрировал, что может сбивать спутники, лишая коммуникаций армии противника. Поэтому США так нервно реагируют на каждое китайское испытание космических противоракет. Китай же с улыбкой объясняет, что ничего такого не испытывает, хотя, по мнению американских аналитиков, запуск Китаем в мае 2013 года «научного спутника» был как раз очередным испытанием такого оружия. Американский историк и аналитик Альфред Маккой вообще рассуждает о возможной хакерской атаке Китая, которая может парализовать всю американскую военную машину и таким образом усадить генералов США за стол переговоров.

С другой стороны, все эти виды вооружений просто блекнут перед кошмаром применения ядерного оружия, которое не просто убивает, а калечит и делает огромные территории непригодными для жизни человека. Становится понятно, что если вы воюете с ядерной державой и возникает серьезная вероятность, что вы добьетесь успеха, то ваш противник может пойти ва-банк. Нужна ли такая катастрофа развитым странам, в которых люди отвыкли умирать по приказу? Или все же можно надавить на противника другими способами?

Замена всей этой смертоносной технике у нас есть. 65 лет назад была создана первая общеевропейская политическая организация – Совет Европы, а год спустя министр иностранных дел Франции Роберт Шуман предложил создать Европейское объединение угля и стали. Это экономическое объединение связало сталелитейные предприятия Франции и Германии так, что ни одна из этих стран не могла начать реальную подготовку к войне, не ударив по своим кровным интересам. Франция и Германия, за 75 лет трижды схлестнувшиеся в жесточайших войнах, стали зависеть друг от друга как сиамские близнецы. Сейчас именно такая взаимосвязь – лучшее средство от мировой войны.