Как в СССР избавлялись от неугодных иностранных политиков

Во время лечения в Союзе умерло не менее полутора десятков генеральных секретарей и видных деятелей коммунистических и рабочих партий, премьеров и президентов разных стран

Но несколько десятилетий назад политические, медицинские и иные векторы переплетались настолько туго, что некоторые печальные события историки, политики и жители дружественных нам стран толковали неоднозначно. СССР для многих государственных и общественных деятелей мог быть страной не только притягательной, но и опасной. В довоенные времена бывали случаи, когда высокие гости, прибывавшие к нам с визитами, не знали, смогут ли они вернуться когда-нибудь к себе домой. Кто-то мог погибнуть при невыясненных обстоятельствах, кто-то умирал или просто исчезал из поля зрения. Даже с официальными лицами, особенно в годы «большого террора», у нас не принято было церемониться. Вячеслав Молотов, долгое время бывший главой Совнаркома и министром иностранных дел СССР, в начале семидесятых вспоминал: «Я вам должен сказать по секрету, что я выполнял очень твёрдый курс. Министр иностранных дел Латвии приехал к нам в 1939 году, я ему сказал: « Обратно вы уж не вернётесь, пока не подпишете присоединение к нам». Нашим чекистам я дал указание не выпускать его, пока не подпишет… …Из Эстонии к нам приехал военный министр, я уж забыл его фамилию, популярный был (речь идет о Пауле Лилле, после присоединения Эстонии к СССР арестованном и умершем в заключении — авт.), мы ему то же сказали».
И если кто-то из читателей думает, что такие слова были пустой угрозой, то глубоко ошибается.

Сталин доставал соратников и после смерти
В послевоенные годы шло, как любили выражаться советские историки, становление «стран народной демократии». «Становились» они по-разному. Югославский лидер Иосип Броз Тито, прекрасно знавший Сталина, представлял, во что превратится его страна, если будет идти в фарватере внешней политики СССР. И уже через пару лет после войны «сменил ориентацию». Под влияние Тито стали попадать и болгарские политики, в том числе и сам генеральный секретарь ЦК местной компартии и глава государства Георгий Димитров, который осуждал со своим югославским коллегой создание «Балканской федеративной республики». Он возглавил БКП в декабре 1948 года, а уже через четыре месяца отправился в СССР лечиться. У него, как утверждают, был диабет. Болезнь не простая, обычно имеющая длительное течение. Лечение проходило в клиническом санатории «Барвиха», специальном лечебном учреждении, открытом в 1935 году и обладавшем чуть ли не лучшей в СССР лечебной и диагностической базой. Нужных и полезных людей там действительно могли «вытащить с того света». Например, Долорес Ибаррури, легендарная Пасионария, находилась буквально при смерти, но её вылечили, использовав новейшие в те времена лекарства — антибиотики. А вот Георгий Димитров в Болгарию живым уже не вернулся. Два с лишним месяца лидер болгарской компартии лечился, но 2 июля 1949 года в 9 часов 35 минут скончался. Обстоятельства его смерти были несколько странными, особенно если учесть, что болгарских врачей к телу не допустили, и оно было в кратчайшие сроки забальзамировано самим Борисом Збарским, тем самым, который принимал участие в бальзамировании тела Ленина. Не будем делать каких-то выводов, но отметим, что бальзамирование или кремация в то время являлись основными средствами сокрытия следов отравляющих веществ в организме покойного.

Траурные мероприятия, тем не менее, были устроены по высшему разряду. Спецпоезд с останками Димитрова медленно ехал через Советский Союз, а потом и Румынию, останавливаясь в крупных населённых пунктах для траурных митингов. Возглавлял сопровождающих не кто иной, как «первый маршал» Клим Ворошилов. А в Софии в это время с помощью советских строителей возводился мавзолей. Возвели сооружение на совесть. В начале 90-х болгарские демократы взрывали его несколько раз, прежде чем им удалось сровнять строение с землёй, чтобы сделать автостоянку…
Кода умер Сталин, его дух, казалось бы, преследовал соратников. Президент Чехословакии Клемент Готвальд, ещё совсем не старый мужчина (56 лет), во время похорон генералиссимуса простудился. В Москве он оставаться, несмотря на рекомендации врачей, не стал и отправился домой, в Прагу, где и был госпитализирован с подозрением на воспаление лёгких. А 14 марта 1953 года Готвальд умер (существуют разные варианты диагнозов: последствия пневмонии, сердечный приступ, разрыв аорты). Его также быстро забальзамировали и похоронили в специальном мавзолее, который он сам же и учредил. Бальзамирование оказалось не совсем удачным, и в 1962 году останки Готвальда кремировали и перезахоронили…

А другого первого президента, на этот раз польского, Иосиф Виссарионович «достал» через три года после своей смерти. Болеслав Берут, глава Польской объединённой рабочей партии, которого называли «польским Сталиным», в феврале 1956 года в качестве гостя прибыл на ХХ съезд КПСС. 25 февраля, после того, как он прослушал доклад Хрущёва «О культе личности И.В.Сталина и его последствиях» на закрытом заседании съезда, ему стало плохо (отметим, что медикам приходилось оказывать в тот день помощь более чем десятку участников и гостей съезда). На этот раз, в отличие от случая с Готвальдом, советские врачи настояли на госпитализации. Однако лечение не помогло, и 12 марта 63-летний Берут скончался, по официальной версии, от инфаркта миокарда. Поляки почему-то были уверены, что Берута в Москве отравили, а причиной этого была слишком жёсткая политика, расходившаяся со взятым Хрущёвым курсом на «оттепель». Сам Хрущёв скупо отмечал в мемуарах: «Во время ХХ съезда умер первый секретарь ЦК ПОРП Болеслав Берут. После его смерти в Польше были крупные беспорядки…»
Шестидесятые годы были отмечены тем, что на советской территории умирали уже не только лидеры социалистических стран, а видные партийные и государственные деятели, не имевшие отношения ни к Варшавскому договору, ни к СЭВ (Совету экономической взаимопомощи).

11 июля 1964 года на советском теплоходе «Литва» (был построен в 1960 году в ГДР и курсировал по маршруту Марсель — Ялта — Сочи) умер только-только сложивший с себя полномочия генерального секретаря ЦК Французской коммунистической партии Морис Торез. Человеком он был не очень здоровым и время от времени приезжал в СССР на лечение. Но в его смерти по дороге на отдых в Ялту была одна странность: у него одновременно отказали и сердечное, и мозговое кровообращение. Медики знают, что такое совпадение происходит крайне редко.

А через месяц в Крыму совершенно неожиданно умер национальный секретарь итальянской компартии и вице-премьер правительства Италии Пальмиро Тольятти. Вообще-то Тольятти, которого пригласили «на отдых и лечение», преследовал своим визитом иные цели. Он прилетел в Москву 11 августа 1964 года для встречи с Хрущёвым и обсуждения важных вопросов международных и межпартийных отношений. Но глава КПСС и правительства в это время отправился в поездку по стране. Борис Пономарёв, ведавший в ЦК международными делами, которого Тольятти знал по совместной работе в Коминтерне, посоветовал ему отправиться в Крым, где пообещал встречу с Хрущёвым. Прибыв в Ялту, Тольятти написал «Памятную записку» для встречи с советским лидером. В ней были такие слова: «Неправильно говорить о социалистических странах (и даже о Советском Союзе) так, как будто бы там всё всегда обстоит хорошо…» И далее рассказывалось о проблемах и ошибках коммунистов, о том, что культ личности Сталина не был правильно разъяснён массам, и пр. Теория полицентризма, о которой рассуждал глава крупнейшей в Западной Европе компартии, а проще говоря, идея о том, что у коммунистического движения может быть не один центр, а несколько, не совсем нравилась лидерам СССР.

Встреча на высшем уровне, однако, откладывалась, и 71-летнего Тольятти стали возить по Крыму и знакомить с уже известными ему достопримечательностями. Единственное место, где он получил возможность высказаться публично, был пионерский лагерь «Артек». 13 августа 1964 года в застёгнутом на все пуговицы костюме, рубашке с туго затянутым галстуком, Тольятти начал выступать перед собравшимися детьми и их воспитателями на «костровой» площадке. Вот что вспоминает о том, что происходило дальше, генерал Сергей Королёв, бывший в то время начальником 9-го отдела 9-го Управления КГБ по Крыму: « Вдруг в какой-то момент он уронил часы, которые держал в руке, а потом неожиданно для всех стал терять сознание. С помощью сотрудников его доставили в медицинский пункт Артека. О случившемся мне доложил офицер охраны. Я по ВЧ сообщил руководству 9-го управления и выехал в Артек. Тольятти лежал в палате, не приходя в сознание. Прибыли местные врачи. На следующий день из Москвы прилетел начальник 4-го Главного управления при Минздраве СССР Марков…»

Прилетели и другие врачи, в том числе и итальянские, супруга лидера итальянских коммунистов с дочерью. Несколькими рейсами военного самолёта, предоставленного премьер-министром Италии Альдо Моро, прилетели члены ЦК итальянской компартии. Как вспоминает генерал Королёв, в Симферополь через неделю добрался и Никита Хрущёв. А когда первый секретарь прибыл на причал в Алуште, где его ждал военный катер, Королёв сообщил ему, что «товарищ Тольятти скончался». Хрущёв дал команду идти в Артек. На следующий день была сформирована траурная процессия, которую вместе с председателем правительства возглавляли Алексей Косыгин и Борис Пономарёв. Кортеж доехал до Алушты, а потом микроавтобус «РАФ», в котором находился гроб с телом Тольятти, «закипел». Хрущев был очень недоволен этим и даже хотел пересадить других руководителей в свою машину, а на освободившейся «Чайке» везти усопшего. Королёв, однако, подогнал резервный «ЗИЛ»- кабриолет, в который установили гроб. Сергей Королёв и заместитель директора Артека всю дорогу держали его за поручни, чтобы он не вывалился во время проезда по горным серпантинам. В аэропорту встречал процессию секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, который потом отправился в Италию на похороны Тольятти. Напомню читателям, что через полтора месяца именно он сменил Хрущёва на посту генерального секретаря ЦК КПСС.

В январе 1966 года в Ташкенте проходило мероприятие чрезвычайной политической важности. При посредничестве СССР встречались первые лица Индии и Пакистана — стран, натянутые отношения между которыми грозили снова перерасти в масштабный военный конфликт. Только что закончилась вторая индо-пакистанская война, и было объявлено перемирие. До Ташкента индийский премьер Лал Бахадур Шастри отказывался встречаться и разговаривать с президентом Пакистана фельдмаршалом Айюб Ханом. Двенадцать дней советские посредники, глава правительства Алексей Косыгин, министры иностранных дел и обороны Андрей Громыко и Родион Малиновский совершали «челночные рейсы» между резиденциями глав враждующих держав. И, в конце концов, преуспели: главы непримиримых прежде противников поужинали наедине, подписали Ташкентскую декларацию, а потом даже приняли совместное участие в большом приёме по случаю подписания документа.

Как вспоминает принимавший участие в этом мероприятии переводчик Виктор Суходрев, Шастри уехал первым. А пакистанский президент предложил Косыгину «продолжение банкета»: «Господин премьер, моя резиденция находится буквально в двух шагах отсюда. Не зайдете ли вы ко мне выпить виски на сон грядущий? У меня есть…» Руководители посидели минут двадцать, выпили виски (по словам Суходрева, у главы мусульманского государства никакого предубеждения относительно алкоголя не было) и разошлись.
А через несколько часов, уже ночью, Суходрева разбудил звонок: «Виктор, вставай скорее! Шастри умирает!» В резиденцию Шастри немедленно отправился Косыгин, а вместе с ним и переводчик: «В дом я зашёл сразу за Алексеем Николаевичем. Нас немедленно привели в спальню Шастри. Первое, что мы услышали, были звуки сильного учащённого дыхания. Так дышат пожилые люди, когда им приходится подниматься пешком на высокий этаж. Посреди комнаты, прямо на полу, лежал Шастри. Над ним, стоя на коленях, колдовали врачи…»

К этому моменту индийский премьер уже практически умер, а «дышал» аппарат искусственной вентиляции легких. Потом личный слуга Шастри рассказал, что тот чувствовал себя нормально, перед сном попросил чаю, а потом вдруг сказал на хинди: «Мама, мама»,- и упал». Умер Шастри в 61 год — для политика такого уровня — возраст совсем не критический…

Нежелательно, чтобы президент умер в СССР…
Многие главы коммунистических партий, зарубежные государственные лидеры, руководители национально-освободительных движений приезжали в СССР для лечения. Началась такая практика ещё в довоенные времена, когда лидеры Коминтерна (некоторые из них проживали в СССР постоянно) «прикреплялись» к лечебным учреждениям для контроля за состоянием здоровья. Наиболее квалифицированную помощь оказывали зарубежным коммунистам в уже упоминавшемся нами клиническом санатории «Барвиха». Но в силу различных обстоятельств до второй половины сороковых годов «медицинский туризм» в СССР носил эпизодический характер. А вот с созданием социалистической системы дело было поставлено на широкую ногу. Мы уже упоминали о не очень удачном опыте лечения Георгия Димитрова в 1949 году. Несмотря на это, на отдых и лечение (Подмосковье, Крым, Сочи) приезжали коммунистические лидеры Австрии, Венгрии, Финляндии, Китая и многих других стран. Некоторые приезжали с жёнами и детьми. А вот Мао Цзэдун, которого приглашали «на отдых и лечение вместе с семьёй», в 1952 году отправил к нам лишь своих домочадцев, а сам остался в Пекине.

В подавляющем большинстве случаев лечение, проводившееся силами 4-го управления Минздрава СССР, давало неплохие результаты. Руководитель аргентинской компартии Витторио Кодовилья, приехавший в 1967 году на празднование 50-летия Октябрьской революции, слёг с «тяжёлой неврологической симптоматикой». Состояние оказалось настолько тяжёлым, что он даже не смог принять участия в мероприятии. Кремлевские врачи титаническими усилиями поставили его на ноги, и он прожил ещё три года и даже получил Орден Октябрьской революции, учреждённый в честь 50-летия Октября. Успешно лечился у нас и тяжело больной глава правительства ГДР Вильгельм Пик. А руководитель американской компартии Гэс Холл, также неоднократно лечившийся в СССР, дожил аж до 90 лет…

Но наши врачи, а тем более политики, прекрасно понимали, что лечение не всегда может оказаться эффективным. И иногда предпочитали действовать так, как поступают с обычными неизлечимо больными гражданами, которых выписывали и отправляли умирать домой. Главное — чтобы человек не умер в стенах больницы и не испортил статистику. Яркий пример такого подхода был продемонстрирован осенью 1978 года, когда к нам совершенно неожиданно прилетел «большой друг Советского Союза» президент Алжира Хуари Бумедьен. Евгений Чазов, возглавлявший в то время 4-ое Главное управление Минздрава СССР, вспоминал, что в один из сентябрьских дней ему позвонил встревоженный глава правительства Алексей Косыгин. Он сообщил, что в Москву без предварительной договоренности внезапно вылетел на лечение президент Алжира. Чазову было дано задание: встретить Бумедьена и организовать его лечение в клинике на Мичуринском проспекте, той самой, в которой спустя два года умер сам Косыгин…

С самого начала визит алжирского президента проходил в обстановке строжайшей секретности. О болезни главы государства не сообщалось. И создалось впечатление, что в Москву прибыл относительно здоровый 53-летний мужчина, а через 2 месяца в Алжир, в сопровождении советских врачей, вылетел смертельно больной старик. Так, во всяком случае, расценивали результаты лечения в мировых СМИ.
Чазов в своей книге «Здоровье и власть», давая осторожный диагноз, пишет, что скорее всего у Бумедьена было вирусное инфекционное заболевание. В ходе лечения было достигнуто определенное улучшение, но потом наши врачи обнаружили у высокого гостя изменения, характерные для какого-то аутоиммунного заболевания. «Не исключено, что определённые инфекционные или токсические факторы извне могут стать источником таких изменений»,- пишет Чазов. В переводе с медико-политического языка на нормальный это значит, что президент либо подхватил инфекцию во время поездки по соседним странам, либо его там отравили. Прогноз был неутешительным, тем более что к нарушению иммунитета присоединились острые сосудистые нарушения. Не помог и плазмофорез, тогда ещё совсем новый метод очистки крови. В общем, больной мог умереть в любой момент, причём как от инфаркта, так и от инсульта или тромбоза лёгочной артерии. Чазов доложил о вероятном смертельном исходе руководству страны. Глава советского правительства Алексей Косыгин ответил более чем определённо: « Было бы нежелательным, чтобы это случилось в Советском Союзе, так как может возникнуть негативная реакция в Алжире и во всём арабском мире, где обстановка крайне сложная. Было бы желательно, чтобы лечение продолжалось в Алжире. Если надо, любые советские специалисты, оборудование, медикаменты будут направлены вместе с президентом». В пожарном порядке неизлечимо больного пациента в сопровождении нескольких советских врачей отправили в Алжир. И вовремя! Через несколько дней у Бумедьена случился инсульт. И тогда началась самая настоящая «врачебная война». Приглашённые медики из Франции и других стран подвергли сомнению диагноз кремлёвских докторов. Над нашими медиками стали сгущаться тучи. КГБ пришлось предпринимать меры по обеспечению их безопасности. А алжирский президент тем временем скончался в результате повторного инсульта и лёгочного кровотечения. Случилось это 27 декабря 1978 года…
А вот в другом случае вовремя отправить пациента домой не удалось. Причём пациентом тоже был президент, и произошло все менее чем через год после смерти Бумедьена. Для онкологической операции в СССР прибыл первый президент Анголы руководитель партии МПЛА, как его именовали в нашей стране, «товарищ Агостиньо Нето» (правильно — Антонио Агоштиньо Нету). Его стали готовить к операции, проводить интенсивную терапию. Когда состояние президента ухудшилось, стал обсуждаться вопрос о его отправке обратно в Анголу. Но согласовать мероприятие не успели. Лечение не помогло, и 10 сентября 1979 года Нету умер. А прощание с ним чуть не переросло в серьёзный дипломатический скандал.
Как было принято в подобных случаях, тело усопшего отправлялось в морг Центральной клинической больницы. Потом в зале для прощания устанавливался гроб, все близкие, а также официальные лица проводили краткую церемонию прощания, затем гроб запаивали и отправляли в аэропорт, чтобы самолётом перевезти на родину.
Неожиданно, как вспоминали участники церемонии, супруга президента увидела, что у него отсутствуют запонки — подарок короля Иордании. Запонки отнюдь не дешёвые — с бриллиантами. Мидовские работники и сотрудники «девятки», обеспечивавшие проведение церемонии, проверили: действительно, коробочка от запонок есть, а их самих — нет. Время поджимает, до конца прощания несколько минут, а вдова отказывается закрывать гроб. Срочное расследование показало, что виноваты были санитары, которые одевали покойного. Чтобы запонки не мешали, их аккуратно уложили в карман пиджака, а потом забыли закрепить на рукавах рубашки. В результате вопрос с запонками разрешился: их на глазах у всех извлекли из кармана, и президент отправился на родину в соответствующем случаю виде.

В общей сложности с 1949 по 1979 год на советской территории умерло не менее полутора десятков генеральных секретарей и видных деятелей коммунистических и рабочих партий, премьеров и президентов разных стран. Некоторые были дряхлыми стариками, другие относительно молодыми (по политическим масштабам) мужчинами. Конечно, все эти печальные события официально объяснялись «естественными причинами», хроническими либо острыми заболеваниями. И вполне возможно, что всё обстояло именно так. Но если мы вспомним те времена, когда происходили описанные события, то это заставит нас задуматься…