Голосовать за эту партию — одновременно голосовать за Ельцина, Чубайса и Черномырдина

Отказ в регистрации политической группе, фривольно назвавшей себя ПАРНАСом, был воспринят частью СМИ с оттенком сенсационности. Вопросы и обсуждение того, почему их не зарегистрировали, звучали так, как будто кто-то мог предположить, что их зарегистрируют. Разве что кто-то мог предположить, что назойливые визиты первых лиц этого объединения в Конгресс США и евроструктуры и призывы оказать давление на власти России с целью облегчить положение в ней прозападных политических объединений окажутся убедительными аргументами для властей России в пользу их регистрации?

СМИ, журналисты и политические персонажи прозападной ориентации (хотя и не все) увидели в отказе в регистрации некое политическое событие, нечто, что-то доказывающее – в частности в отношении характеристик современной российской власти и российского политического режима. Новодворская вообще провозгласила, что это решение власти является решением о принятии курса на вооруженное восстание против нее. Дескать, поскольку власть не готова допустить возможность конкуренции с ней парламентским путем, то ее устранение с неизбежностью будет осуществлено силой – и в пример привела свержении Чаушеску в Румынии двадцать два года назад – а заодно – тунисский, египетский и прочие сценарии. Причем она, равно как и многие близкие ей по взглядам комментаторы, расценила этот отказ как своего рода трусость власти и ее недальновидность: по их собственному мнению, «свернуть «Единую Россию» они бы все равно не смогли», а вот власть оказалась настолько глупа, что этого не поняла и испугалась.

На само деле, вопрос стоило бы ставить противоположно: почему, собственно, ПАРНАСа вообще должны были регистрировать. Единственный возможный довод в пользу регистрации – это то, что он, по утверждениям его представителей выполнил все необходимые для регистрации формальности. А Минюст заявил, что не все.

В ответ с важностью заявляется, что данное решение было не правовым, а политическим. И апломб, с которым это утверждается, таков, как будто бы при ликвидации регистрации партии или при отказе в ее регистрации, до сих пор решения в России принимались на юридическом уровне, а тут вдруг были приняты на политическом. Причем это политическое решение – а оно именно политическое – даже не носит особой пристрастности к той или иной части политического спектра.

Ни Новодворская, ни «Эхо Москвы», ни «TheNewTimеs» не изумлялись и не возмущались, когда лишали регистрации вторую из официально зарегистрированных компартий РКРП-РПК, Когда ей же отказывали в регистрации, когда отказывали совсем недавно в регистрации претендентам на звание партий «Рот Фронт» и «Родина-Здравый смысл» и другим. Некоторые из них, в отличие от ПАРНАСа, действительно были и остаются реальными политическими структурами, в действительности имеющими численность близкую к требуемой.

Власть просто взяла курс на, как ей кажется, большую четкость и структурированность партийной системы. В этом есть и определенные резонные доводы: большое число партий приводит к тому, что ан выборах голоса избирателей дробятся и прошедшие в парламент партии представляют не слишком значительную часть избирателей. Так, на выборах 1995 года, к которым были допущены более 42 избирательных объединений, в Думу прошли 4 партии, представлявшие лишь половину избирателей, принявших участие в голосовании. То есть, порядка 30 % всех граждан страны.

Власть решила число партий сократить, оставив среди них, как она считает – а что некими объективными показателями подтверждено, семь партий. Из них – две левые (КПРФ и «Справедливая Россия»), две формально относимые к патриотическим (ЛДПР и Патриоты России» и две, считающие себя либеральными – «Правое Дело» и «Яблоко». И одна – «властно-центристская». Добавить в это число «третью либеральную» — означало потенциально открыть путь к регистрации третьей патриотической и третьей левой (второй коммунистической). То есть – дробить голоса на выборах.

С одной стороны, это создавало трудности в условиях формата, когда власть считает необходимым, чтобы «Единая Россия» держала конституционное большинство, то есть должна была набирать порядка двух третей всех голосов. И тогда оставшиеся 33 % сложно было делить более, чем на три части. КПРФ по определению нужно выделять хотя бы 12-14 % — остальное окажется слишком неправдоподобным, и может вызвать определенные политические осложнения. Жертвовать ЛДПР как надежным и управляемым партнером не слишком хочется. У эсэров тоже есть свое место и свое предначертание. Еще одна партия здесь уже никак не вписывается в формат.

Это не значит, что власть в своем подходе была права в выстраивании именно такой модели. Это значит, что ее модель была и остается такой. И чтобы она от этого подхода отошла, нужно ее к этому принудить, то есть – доказать свою силу, общественную поддержку и значимость. А ПАРНАС если что ни будь и продемонстрировал – то лишь свою отстраненность от общества и свое политическое бессилие. Потому что если он утверждает, что имеет 45 тысяч человек – то (будь они в действительности дееспособными членами партии) страна бы уже заметила их силу и политическое присутствие. У Ленина перед Февралем 1917 года никогда не было больше 30 тысяч большевиков – но власть считала их одними из главных врагов, не могла их выловить, а вся рабочая курия – несколько миллионов человек – отдавала свои голоса на парламентских выборах именно им.

С другой стороны, максимально возможный объем «либерального электората» – это порядка 12 %, может быть – 15 % голосов выступающих за собственно рыночную экономику и укрепление частной собственности. Тем более, что «ЗАПАДНЫЙ» (ТО ЕСТЬ ЗАПАДНО-ЕВРОПЕЙСКИЙ, АМЕРИКАНСКИЙ) ВАРИАНТ ОБЩЕСТВЕННОГО УСТРОЙСТВА целиком подходящим для России считают 7 % населения – а все «либеральные партии» стоят именно на таких позиция. То есть выступи на выборах одновременно «Яблоко», «Правое дело», да еще и ПАРНАС – ни у одного из них не было бы шанса иметь даже 5 % результат.

Цифры же опросов подобных опросам «Эха Москвы» — согласно которым 73 % слушателей признают более близким себе ПАРНАС, против 11 % признающих более близким себе «Правое дело», более чем специфичны хотя бы потому, что если при всероссийских опросах примерно до четверти граждан признавались в том, что в своей жизни давал взятку, то при опросе «Эха» в этом признались три четверти опрошенных. То есть вообще это аудитория, на три четверти состоящая из откровенных взяточников.

ПАРНАС был создан и позиционировал себя так, что не мог рассчитывать ни на один довод в пользу своей регистрации. И не давал для этого власти ни одного основания.

Он создавался в нише, уже представленной в партийной жизни двумя зарегистрированными политическими партиями, то есть при своей регистрации реально ничего не добавлял к «плюралистичности» имиджа современной российской власти и в этом отношении был ей не нужен.

Он отказывался быть партнером власти, жестко ее критиковал – но не имел сил быть ее оппозицией – и не мог заставить себя зарегистрировать.

Он атаковал власть – но не пользовался поддержкой или симпатией народа.

Он выбрал свое сокращенно название так, чтобы выглядеть чуть ли не максимально легкомысленно с одной стороны, но не соответствовать образу своего названия своим узнаваемым составом. А значит – выбрал свою идентификацию таким образом, что максимально вызывал комическую реакцию.

Любая попытка представить себе основателей этого претендента на роль партии в качестве места пребывания Муз – богинь-покровительниц искусств и наук — может вызвать лишь приступ смеха, как и мысль о том, что Михаил Касьянов и Борис Немцов – сыновья Посейдона и нимфы Клеодоры. Основные создатели и политические лидеры партии – Касьянов, Немцов, Рыжков и Милов — выбраны как будто специально так, чтобы носить печать политической неудачливости: все они наследники явных политических поражений.

Касьянов для российского общества – остаток ельцинской составляющей первого путинского президента. Немцов – приятель Чубайса (хотя когда-то и был чуть ли не его оппонентом). Рыжков, явно менее одиозный, чем первые двое, входил еще в состав Демократической России, а потом – Черномырдинского «Нашего Дома». Голосовать за кого-то из них, а тем более – за всех вместе – это одновременно голосовать за Ельцина, Чубайса и Черномырдина заодно с каким ни будь Юрием Афанасьевым.

Они на выборах – это все равно, что Горбачев на президентских выборах 1996 года, получивший тогда полпроцента голосов – в разы меньше, чем было представлено подписей в его поддержку для регистрации как кандидата.

Милов – вообще мало известен стране и не имеет за собой особо порочащих пятен, разве что свое кормление в определенный период в ЮКОСе, но с одной стороны его школьно прилизанный облик, создающий впечатление вечного подростка-зубрилы, не способствуют серьезному к нему отношению, с другой — он оказался отторгнут практически всеми частями политического спектра, включая и либералов. А поскольку у него хватило непонимания политических реалий, чтобы позиционировать себя в качестве человека, «интегрированного в мировую элиты» — то, с одной стороны, для граждан России голосовать за него – все равно, что голосовать за представителя «мировой закулисы» (даже если она на деле и не существует), а с другой – кому нужен в политике человек, не понимающий, что можно, а что нельзя говорить вслух.

Ко всему прочему, это дружное собрание приняло для себя полное название явно без учета особенностей восприятия избирателей: «Партия народной свободы» — это явный отсыл к упрощенному названию партии Конституционных демократов (««кадетов») дореволюционной России, вряд ли вызывающая минимум ностальгического тепла у общества. Партия с таким же названием уже создавалась и существовала на рубеже 1980-90-х – и не смогла привлечь к себе хоть кого-то из избирателей. При этом если дореволюционная партии Кадетов стояла на, своего рода, патриотических позициях, то лидеры ПАРНАСа в этом отношении отметились в основном постоянными апелляциями к атлантическому заступничеству и призывами наказать из-за рубежа российских руководителей – то есть, в основном как коллаборационисты и доносчики.

Ну и видеть в Немцове и Касьянове Заступников за «Народную Свободу», то есть то ли Степанов Разных, толи Емельянов Пугачевых – это, в общем, тоже самое, что видеть в них древнегреческих богинь.

Собрались люди, отторгнутые и отторгаемые российским обществом, не имеющие в нем никакой поддержки и вызывающие эмоции в диапазоне от презрения до хохота – и когда власть (хорошая она или дурная) отреагировала на них так, как только и можно было отреагировать (то есть как на кампанию хулиганствующих клоунов), в очередной раз объявила ее предвзятой. И их адвокаты заявили об отказе в регистрации, как о свидетельстве страха власти перед ними.

Но в данном случае их не зарегистрировали не потому, что по ошибке видели в них нечто опасное. А потому, что увидели в них лишь то, чем они являются в политике – политическое ничто, не способное ни на что, кроме доносов и коллаборационизма.