Российское общество искрит все последние 20 лет и крайне от этого устало. Чрезвычайность стала нормой. Мы постоянно ждем, что что-то где-то упадет, утонет, грохнется. И люди, похоже, уже забыли другую жизнь.

20 лет назад мы оказались на летающем острове, выстроенном из обломков старой советской машины, и до сих пор на нем летаем. От этого острова все время отваливаются куски и запчасти. Он чадит и дымит. Но в воздухе его ремонтировать нельзя. Его наконец надо куда-то посадить.

— Люди не ждут от предстоящих выборов ничего хорошего. В обществе утвердилось мнение, что они в очередной раз будут нечестными и несправедливыми. А чего от избирательной кампании ждете вы?

Нечестность и несправедливость выборов у нас умеренная. А мера этой нечестности и несправедливости в какой-то степени соответствует ожиданиям граждан. Иногда больше, иногда меньше. Поэтому граждане РФ испытывают двойственное отношение к процессу, в котором их приглашают участвовать, — то есть к демократии. С одной стороны, они презирают этот процесс, а с другой стороны — его все-таки признают.

И вообще, что такое нечестные и несправедливые выборы в стране, где не граждане формируют власть и не они избирают политический курс?

— А хотят ли россияне действительно сами формировать власть?

Что значит «сами»? Граждане формируют власть через кого-то. Через своих представителей. Если они их не нашли, то они могут брюзжать до бесконечности, что им что-то не нравится. Те, кому не нравится, просто не ходят на выборы. Когда это было можно, некоторые ходили и голосовали против всех. Теперь этого уже нельзя.

— То есть общество не взорвется? Все будет как есть?

Ничего не взорвется. Это другая задача. Если вы видите задачу в том, чтобы взорвать, то выборы не имеют к этому никакого отношения.

— А что может взорваться?

Как что? Во-первых, техноструктура. Она у нас готова взорваться в любой момент. Как «Булгария», которая тонет на ровном месте.

Наше общество уже 20 лет в состоянии искрения и чрезвычайно от этого устало. С другой стороны, оно не знает другой жизни. Другая жизнь уже забыта, ведь чрезвычайность стала нормой. Всегда можно ждать, что что-то упадет, утонет, грохнется, улетит. Поэтому люди приспосабливаются. Люди выстраивают защиту.

Государство же у нас в каком-то смысле выступает как большая страховая компания. Страховые компании — это ведь не хорошие и милые ребята. А когда страховая компания совпадает с тем, от чего ты хочешь застраховаться, — то есть когда государство создает для тебя какие-то риски, а потом тебя же от них страхует, — тебе некуда деться.

При этом ты свободен. Ты можешь выйти. Любой может встать и выйти. Никто даже искать не будет.

— То есть государству выгодно, чтобы граждане активно… отвалили?

Да. Но в разных смыслах этого слова. Один известный политический философ заметил, что демократия держится на двух базовых правах: праве на выборы и праве на отказ от участия в них. Ты можешь выбирать и можешь отказаться. Выборы предполагают процедуру. Но ты можешь не участвовать в процедуре.

Наше государство построено в основном на праве на отказ, и, главное, очень удобным для себя образом. Ведь если ты отказываешься от участия в выборах, то можешь отказаться и от всяких социальных благ. То есть оно поощряет либеральный выбор населения, при котором население исчезает из поля зрения и не досаждает.

— А долго так может продолжаться?

20 лет назад мы оказались на временном летающем острове. Благодаря нему мы в каком-то смысле спаслись, а в каком-то — попали в тяжелое положение. И мы до сих пор на нем летаем.

От него все время отваливаются куски, отваливаются запчасти. Он чадит и дымит. Но в воздухе его ремонтировать нельзя. Его надо куда-то посадить, поставить на какой-то фундамент.

Рано или поздно придется переучреждать наше родное государство. Но наши граждане этого пока не поймут. Они еще к этому не готовы. Должно как-то припечь.

Не надо думать, что припечет по причине каких-то особо зверских действий правительства или каких-то особых налогов. Достать может неожиданно. Терпение же заканчивается. Этого еще никому никогда не удавалось спрогнозировать. Если бы можно было спрогнозировать, то, как говорится, сразу бы нашлась работа для тех, кто этим занимается.

— Если взять ваш замечательный образ — летательный аппарат, который требует ремонта, — то у меня такое чувство, что его состояние настолько критическое, что ему надо сесть, но он сам на это не способен…

Понимаете, в чем дело. Этот остров сразу был сделан из негодных частей. Это были части другой машины. Была ли та, советская, машина работоспособна или нет, мы спорим до сих пор. В любом случае она сама себя развалила, и остались части.

Еще в 90-е годы считалось, что ничего не выйдет. Вдруг вышло. Со всей этой хреновиной мы, как в анекдоте, взлетели. Теперь страшно сесть. Похоже, что нечем даже садиться. Колесиков нет.

Поэтому мы летаем до последнего. Пока не кончится в баках горючее. Горючее — это важный момент. Оно у нас еще не кончилось. У нас горючее есть.

Но есть и риски. Наша власть очень хорошо борется со всеми прошлыми несчастьями. Генералы выигрывают прошлые войны, власть спасает нас от прошлых революций. А риски — это другое. Ты их не видишь.

Живой пример — мэр Москвы Юрий Михайлович Лужков. В Ярославле надо проводить форум. Нет гостиницы. Все это обсуждается в высоком кругу в присутствии как минимум одного из членов тандема. И Юрий Михайлович говорит: какая проблема? Дарю гостиницу. Будет им к следующему году гостиница. И вот на следующий год состоялся форум. И действительно в день его открытия был забит последний гвоздь. Гостиница «Святой Георгий» построена.

Откуда? Как это можно достать из кармана? Это же подарок. Мэр может сделать такой подарок. За счет чего? Теоретически за счет личного имущества. Но кредит на гостиницу дает «Банк Москвы». Невероятный дает кредит. Правда, к моменту сдачи гостиницы мэра увольняют. Но проходит еще год, и выясняется, что «Банк Москвы» — это такой сундучок без дна. Когда себе на горе его купил ВТБ, то обнаружил, что размер украденных денег там превышает расходы на культуру всей Российской Федерации. Несколько миллиардов.

Это и есть риски. С другой стороны, всегда есть возможность в любую дыру кинуть деньги, которые неизвестно откуда взялись. Но ты лезешь в тумбочку, а оттуда вдруг выглядывает кто-то зубастый. Поэтому нельзя сказать, как это все закончится.

Хотелось бы нормализации. Президент Медведев обещал нам некоторую нормализацию. Даже говорил о нормах. О том, что необходимы ценностные нормы. Все это набор европейских вещей.

Конечно, в Российской Федерации они будут выглядеть иначе. Но у Медведева пока как-то не очень вышло с нормами. То есть, с одной стороны, можно сказать: пишите в тандем. Но нам от этого не легче. Проблема нормализации не решена.

Для этого нужна какая-то власть. На самом деле все равно какая. Власть, которая просто начнет нормализовывать страну. Потому что нынешняя власть — это экстремальная команда, которой однажды дико повезло, а потом еще несколько раз дико повезло. И она считает, что в принципе так должно быть всегда. Но так всегда не будет.