Латиноамериканские государства пока не спешат признать созданный НАТО при благосклонной поддержке особо замшелых арабских стран «переходный национальный совет» единственной законной властью Ливии. Правда, далеко не все они открытым текстом заявляют о нежелании общаться с марионетками: преступники, убивающие сейчас Ливию, пока слишком сильны и могут ещё кого-то зацепить, так что открыто протестуют против НАТО только те, кому давно нечего терять — Венесуэла, Куба, Никарагуа. Но и те, кого принято считать послушными учениками прогрессивной общественности, аккуратно держат руки за спиной, чтобы разбойники, привезенные на штыках, не тянулись рукопожимать.

У такого поведения есть по меньшей мере одна вполне очевидная причина. Латинская Америка около двух веков считалась задним двором своего северного соседа. Соединённые Государства Америки организовали там сотни государственных переворотов по любым поводам — чаще всего ради продвижения коммерческих интересов какой-нибудь своей фирмы. Роман «Короли и капуста» Уильяма Сидни Олджёрнон-Сиднича Портёра, более известного под псевдонимом «О.Генри», сильно приукрашивает тогдашнюю картину: фигуранты переворотов были, как правило, далеко не так благородны, как живописал бывший незадачливый растратчик и один из последних романтиков. Да и памятный не только моему поколению чилийский переворот под руководством Аугусто Хосе Рамона Аугустовича Пиночета Угарте — далеко не самый кровавый в истории континента. Понятно, теперь — усвоив под давлением всё того же северного соседа внешние формы демократии — местные жители вовсе не горят желанием приветствовать тех, кого этот сосед назначает своими любимыми жёнами против всяких правил приличия.

Но есть и причина поважнее. Былое господство СГА на всём пространстве к юго от Великой Реки (Рио-Гранде сейчас отделяет Соединённые Государства Америки от Соединённых Государств Мексики; правда, мексикканцы называют её Рио-Браво-дель-Норте, то есть Северная Река Отважных — очень уж много было в том районе боёв, прежде чем граница устоялась) опиралось на безоговорочное военное превосходство, а то в свою очередь покоилось на превосходстве экономическом — прежде всего промышленном. В последние же десятилетия экономика СГА всё более зависит от возможности разливать по всему миру потоки ничем не обеспеченных долларов, а значительная часть промышленности перекочевала в регионы дешёвой рабочей силы — в том числе и в ту же Латинскую Америку. Трудно принимать всерьёз доблестного вояку, живущего исключительно за чужой счёт.

В то же время сами латиноамериканские страны постепенно укрепляются. И благодаря рабочим местам, вновь созданным на внешние инвестиции. И благодаря редкостно долгому по местным меркам политическому спокойствию: оно благоприятствует осуществлению долгосрочных планов — а в бизнесе, как в войне, самые дальние манёвры обычно приносят наибольший результат. И, наконец, благодаря постепенному переходу от жёстких конфликтов между собою к разным формам межгосударственного взаимодействия.

Континент практически един по культуре и языку — значит, образует большой почти однородный рынок. А чем рынок больше, тем легче окупить на нём новые разработки. Поэтому в Латинской Америке постепенно осваивается самостоятельное проектирование всё более сложных видов техники. Так, бразильская Empresa Brasileira de Aeronautica (сокращённо Embraer) делит с канадской Bombardier третье–четвёртое места на мировом рынке коммерческих авиалайнеров, хотя большие аэробусы пока не строит, а специализируется — как и Bombardier — на технике для региональных автомобилей.

Впрочем, авиационный рынок — общемировой. Но есть и несметное множество задач, актуальных именно для латиноамериканского континента. Сколь ни разнообразен он по природным характеристикам, а единство культуры всё же создаёт немалый однородный — но заметно отличающийся от других континентов — рынок. Собственно, и Соединённые Государства Америки притягательны для производителей именно как рынок единой культуры при всём своём природном разнообразии.

Конечно, покупательная способность латиноамериканского рынка пока ничтожна. Но ещё Хенри Уильямович Форд показал, как её повысить. Своим рабочим на своём конвейере он платил в несколько раз больше, чем было принято в СГА век назад. А когда другие промышленники возмущались этим заразительным дурным — с их точки зрения — примером, он отвечал: а кто же будет покупать мои автомобили?

Сейчас примеру Форда следует Китай. Там уже практически невозможно найти рабочего дешевле $200 в месяц. Внешние инвестиции перетекают оттуда во Вьетнам, Камбоджу, Лаос, всё ещё не вполне оправившиеся после того, как СГА более десятилетия (1963–75) старательно их разрушали. Зато формируется внутренний рынок баснословной численности — до полутора миллиардов человек в скором будущем — и потому баснословно же привлекательный.

На тот же путь постепенно перемещается Индия. А в Латинской Америке перспективнейшим кандидатом на создание привлекательного внутреннего рынка считается Бразилия. Правда, в ней пока народу маловато для окупаемости новых разработок. Поэтому, на мой взгляд, ей стоило бы плотнее состыковаться с Аргентиной, ещё не вполне добитой многолетним популизмом и последующими рецептами Международного Валютного Фонда.

Итак, экономические предпосылки к усилению латиноамериканской интеграции очевидны. Есть и политические. Не только потому, что политика — по выражению Владимира Ильича Ульянова — есть концентрированное выражение экономики. Но и потому, что любую нарождающуюся отрасль необходимо довольно долго защищать от конкуренции извне: свободная торговля выгодна только тем, кто уже достаточно силён. Понятно, ни одна страна континента сама по себе не сможет противостоять напору продвигателей товаров, разработанных в СГА и сделанных в Китае. Значит, заинтересованные в собственном развитии рано или поздно окажутся вынуждены защищаться совместно.

Бразилию, Индию и Китай многие экономисты включают в одну группу с Россией, а в последнее время ещё и Южно-Африканской Республикой: эту группу сокращённо именуют БРИК или БРИКС. Этим двум странам также доступен путь развития привлекательного внутреннего рынка. Но Россия ещё и может активно способствовать развитию всей группы: у нас пока ещё не вполне истреблён научный и технический потенциал, накопленный в советское время.

Впрочем, мне кажется более выгодным для России несколько иной способ взаимодействия. Мы можем способствовать интеграции всей Латинской Америки. Например, предлагать свои разработки для осуществления только общеконтинентальными экономическими структурами. Потенциал Латинской Америки пока недостаточен для разговора на равных не только с Соединёнными Государствами Америки или Европейским Союзом, но даже с Индией или Китаем. А вот единая тесно взаимодействующая структура, включающая Латинскую Америку и субконтинент Россия (а в перспективе — всё постсоветское пространство), неизбежно окажется одним из ключевых игроков на всей, по выражению Збигнева Казимежа Тадеушевича Бжезиньски, всемирной шахматной доске. Если уж, по мнению того же Бжезиньски, одного воссоединения Украины с остальной Россией достаточно для исключения монопольной власти СГА над всем остальным миром, то уж такого единства достаточно, чтобы СГА навсегда забыли о желании кормиться за чужой счёт.