Диктаторы не ездят в университеты общаться со студентами.

А когда в университеты приезжают демократические лидеры, студентов в их честь не выгоняют и не заменяют спецмолодежью, которую завезла служба охраны. А когда студенты — реальные, не эскортные — задают вопросы, вопросы реальные, а не эскортные — на вопросы отвечает президент. А не его служба охраны, которая отвечает «отчислим, с волчьи билетом».

Потом правильные студенты обращаются с письмом к сотрудникам ФСО, с просьбой читать им спецкурс «В какой позе подобает задавать вопросы Президенту». Собственно, это и есть главное в профессии журналиста — по крайней мере российского.

Так что же есть в нашей стране?

Диктатура? Нет. Демократия? Нет. Переход от одной к другой (еще бы сообразить — в какую сторону!)? Тоже нет.

У нас ТОТАЛЬНАЯ ИМИТАЦИЯ.

Имитационное президентство. Имитационные партии. Имитация выборов. Имитация избранного на этих выборах парламента. Имитация оппозиции. Имитация споров (ТВ-шоу).

И совсем уж прямая, наглядная имитация — общественные палатки, «большие правительства в твиттере» и прочие извращения.

Самовластие ворующей бюрократии (и многочисленные имитации, в которые эта очевидность завернута) = общественный строй в России.

Для кого-то это новость?

Нет, ни для кого. Новостью, сенсацией оказывается дикая ситуация — когда в этом тотальном театре вдруг на сцену невесть откуда вылетает ЖИВОЙ воробушек. Хотя бы в виде «несогласованных» в службе охраны вопросов. Все топоча бросаются его ловить — как актеры в театре ловили бы птичку, вдруг залетевшую на сцену.

Так вот.

Имитация как замена «политической жизни», точнее — имитация политической, а до того — имитация общественной жизни — это ЗАКОН РУССКОЙ ИСТОРИИ в ХХ веке.

Так происходит сейчас. Так было при Советской власти. При царе имитации были немного другие — потемкинские деревни для царя и иностранцев. Тогда же начиналась, проклевывалась сквозь скорлупу самодержавия «общественная жизнь». Относились к ней по-разному. Лев Толстой восхищался — ОТСУТСТВИЕМ общественной жизни и отрицал ее необходимость и возможность в России! В «Анне Карениной» писал, что это и есть ВЫСШАЯ МУДРОСТЬ народа — фатализм, Великое Терпение, полная равнодушная покорность власти, а все интеллигентские потуги создать какую-то «общественную жизнь» — это все от лукавого.

Точно — от лукавого. В КРЕСТЬЯНСКОЙ неграмотной стране, где недавно отменили крепостное право, всякая «общ.жизнь» — конечно же барская дурь, подражание Европам-с. «Общественная жизнь» — а общества-то, кроме крестьянской общины — нет.

Но и весь ХХ (и вот — начало XXI) века прошел под знаком того, что НЕ ПРИЖИВАЕТСЯ — ни публичная политика, ни партии, ни общественная активность. Реально важными и живыми они становятся только в момент краха Власти — 1917, 1990-91. Неважно, чем вызван этот крах. Важно, что в момент Краха, в условиях ВАКУУМА ВЛАСТИ «публичная возня» и «общественная жизнь» ПОНЕВОЛЕ, буквально — С ГОРЯ — становится реально важной. Бестолковой — но живой. А потом сбежавшая было бюрократия вернулась (с новыми или ново-старыми лицами), свято место опять не пусто, Ванька-встанька русской истории покачался-покачался и стал прочно. И — все. «общественная жизнь» и «публичная политика» разом теряют СМЫСЛ. «Зима железная дохнула — и не осталось и следов». Остается Административная машина и взятки, как ее сырье.

А когда РЕАЛЬНАЯ политика (общественная жизнь) «опять умерли» — осталась НЕРАЛЬНАЯ политика (общественная жизнь) в исполнении Колесникова-Канделаки. В более общем варианте — та самая ТОТАЛЬНАЯ ИМИТАЦИЯ — для заграничных гусей, для ихней «княгини Марьи Алексевны». По-ло-же-но-с … Кем? Да так как-то… Вообще…

Особый путь…

Он и правда, видно, особый — по крайней мере по сравнению с другими странами Европы. И правда — полное равнодушие, великое долготерпение, фатализм, покорность. Но во времена Толстого это смягчалось, облагораживалось — религией («помазанник Божий», «нет власти аще не от Бога»), традицией. А уже при Советской власти, тем более сейчас это не оправдывается НИЧЕМ. Просто — трусливая циничная покорность, не имеющая никакого «высшего смысла».

Место религии занял просто СТЕБ.

Равнодушно подчинялись власти — под аккомпанемент Жванецкого. Сейчас — «под Быкова».

«Человечество, смеясь расстается со своим прошлым». Человечество — возможно. Где-то смех стимулирует действие, у нас он ЗАМЕЩАЕТ действие, мы с хохотом примиряемся со своим настоящим. «Ну, так как у нас — где еще воруют, врут и безобразничают! Знай наших… Оборжешься…».

Это — не чья-то личная (или корпоративная) злая воля. Есть люди и организации, которые ЭТИМ пользуются и снимают сливки.

Но ЭТО гораздо сильнее людей и организаций. Это — мощная, главная традиция. Раньше — традиция веры-покорности-фатализма. После «отмены веры» это стало традицией страха-покорности-цинизма (смягченного той же «ржачкой-ржавчинкой»).

Может быть, дело просто в том, что в ХХ веке воскресили крепостное право, и в России — социально отсталой стране, «вяло догоняющей Цивилизации» — после этого второго шока, вот так медленно, «по капле», уходит крестьянская, феодально-крепостная психология? Вполне вероятно. Правда, сколько еще «капель» понадобится, как долго эти капли будут продалбливать общественное сознание, какие еще дикие зигзаги тут возможны — не скажет сегодня никто.