Двести лет назад, 19 октября 1813 года, победой шестой антифранцузской коалиции над Наполеоном закончилось грандиозное сражение под Лейпцигом. Четыре дня на холмах и в полях вокруг города, а затем и на его улицах дрались почти полмиллиона русских, французов, немцев, австрийцев, поляков, итальянцев, швейцарцев, голландцев, венгров, хорватов, шведов…

Никогда, ни до, ни после, на одном поле боя не сходились армии стольких стран и государственных образований. Поэтому полковник прусского генштаба Мюфлинг дал сражению у стен Лейпцига название «битва народов». В ходе сражения был установлен еще один «рекорд». На поле боя или в непосредственной близости от него находилось невиданное количество представителей монарших фамилий Европы: помимо императоров Наполеона и Александра I, там были короли Пруссии, Саксонии, Неаполя, шведский кронпринц Карл Юхан, цесаревич Константин Павлович, прусский принц Вильгельм и многие другие.

В отечественной исторической и учебной литературе «битве народов» уделяется не очень большое внимание. По крайней мере, меньшее, чем Бородину, Малоярославцу или Березине…

Может быть, причина в том, что победителем Наполеона при Лейпциге формально считается не кто-либо из русских генералов, а не отличавшийся талантами австрийский фельдмаршал Шварценберг, назначенный главнокомандующим ради укрепления союза с Веной. Кроме того, наши войска действовали не единой группировкой, а были распределены отдельными корпусами и дивизиями среди войск союзников. При этом командование почти всеми объединенными колоннами войск коалиции, опять же из соображений высокой политики, было доверено иностранцам.
Возможно, на мнение о Лейпцигской битве как о некоем периферийном событии в отечественной истории повлияло и то, что многие в России считали ненужным продолжать войну после изгнания французов за пределы страны. Сторонником этой точки зрения был и фельдмаршал Кутузов. Понять тех, кто так думает и сейчас, несложно. Всё-таки одно дело защищать свою землю, и совсем другое – сражаться на чужбине, пусть и выполняя «интернациональный долг» по освобождению народов Европы от «гнёта Наполеона», от которого, кстати, далеко не все хотели избавляться.
Как бы там ни было, под Лейпцигом русские войска составляли более трети всех сил коалиции, являясь самым многочисленным её контингентом. Именно русские солдаты сражались на самых трудных участках, первыми ворвались в город, заставив противника бежать, и понесли самые большие потери. В сражении погибли девять генералов, среди них любимец солдат, герой Смоленского и Бородинского сражений Дмитрий Неверовский.

В целом же, «битва народов» является одним из немногих исторических событий, в котором по вопросу о роли России существует согласие между нашими и западными учёными. Даже поклонники Наполеона и фельдмаршала Блюхера признают, что роль русских полков в победе была решающей.
Гораздо больше споров вызывает вопрос, могла ли битва завершиться как-то иначе. Некоторые историки полагают, что нет. Их главным аргументом является математический фактор: мол, у коалиции было в полтора раза больше солдат и в два раза больше орудий, чем у Наполеона. Указывают и на то, что после похода в Россию французы утратили боевой дух и веру в гений своего императора, и что большую часть армии составляли плохо обученные рекруты. Вспоминают и о ненадежности союзников, которые в разгар сражения перешли на сторону противника.

Однако всё было не так однозначно. Действительно, Наполеон неверно оценил силы противника, ослабил армию перед битвой, направив сильные гарнизоны в другие германские города, не подготовил пути к возможному отступлению, проявил слабость, предложив союзникам переговоры о мире после первого дня сражения и т.д. Тем не менее, он вполне мог победить. Известно, что до Лейпцига лично Бонапарт не терпел поражений в полевых сражениях. Его маршалов и генералов били неоднократно: Нея под Красным и Денневицем, Макдональда близ Кацбаха, Вандама у Кульма, Удино под Клястицами и у Гросберена, Мармона у Саламанки. Но сам император сохранял репутацию непобедимого полководца. Даже, мягко говоря, неудачные для него бои на Березине считались в Европе если не успехом, то проявлением гения Наполеона, — на том основании, что ему удалось выскользнуть из ловушки русских и спасти часть войск.

Кроме того, коалиция, войска которой противостояли французам под Лейпцигом, была еще «сырой». Решительными противниками Наполеона были только русские и пруссаки. Австрия присоединилась к антинаполеоновскому союзу лишь в августе. При этом её император Франц II оставался тестем Бонапарта. Интересы же шведов состояли вовсе не в сокрушении Наполеона, а в том, чтобы «отжать» Норвегию у его союзницы Дании. В свою очередь, главнокомандующий войсками коалиции фельдмаршал Шварценберг ещё за год до «битвы народов» командовал корпусом в составе «великой армии», а буквально за несколько недель до этого был разбит Наполеоном под Дрезденом.

Наполеон предполагал, что амбиции других полководцев (Блюхера, Барклая де Толли, Беннигсена, Бернадота), вынужденных подчиняться «бездарному австрияку», не позволят наладить эффективное взаимодействие между наступающими армиями. Он рассчитывал и на то, что присутствие монархов затруднят управление войсками, как это случилось при Аустерлице.
Ожидания Бонапарта отчасти оправдались. Шведы практически не участвовали в сражении, потеряв лишь одного солдата из ста, в то время, как русские и пруссаки – каждого пятого.

Австрийцы действовали бестолково и нерешительно. По воспоминаниям генерала Паскевича, их «атака» выглядела следующим образом. Сначала австрийцы промаршировали ровными шеренгами мимо русских, их офицеры кричали: «Мы вам покажем, как надо воевать». После нескольких картечных выстрелов они такими же стройными рядами вернулись обратно, не вступив в соприкосновение с противником. «Мы произвели атаку», — с гордостью говорили они и больше под огонь идти не хотели. Не «подвёл» и Шварценберг, именно его нерешительность не позволила запереть французов в Лейпциге, отрезав им путь к отступлению. Кроме того, главнокомандующий начал сражение, не дождавшись подхода армий Бернадота и Беннигсена.

Именно в первый день сражения, когда силы противников были примерно сопоставимы, Наполеон упустил наиболее реальный шанс на победу. Отбив первые атаки союзников, он сконцентрировал к югу от Лейпцига мощную конную группировку Мюрата, которая при артиллерийской поддержке стремительно прорвалась через линии войск противника. Через пятнадцать минут французские кирасиры оказались всего в нескольких сотнях метров от холма, где находились союзные монархи. Ситуацию спасла находчивость русского императора, который бросил наперерез атакующим лейб-казаков своего личного конвоя, что позволило выиграть время и подтянуть резервы. Поддержать же прорыв свежими силами Наполеон не смог, так как на северном участке началось наступление армии Блюхера. Шанс был упущен…

Утром 19 октября, ровно через год после того, как «великая армия» оставила Москву, стало ясно, что сражение французами проиграно. Наполеон стал отводить войска на запад по мосту через реку Эльстер. Однако отступить в полном порядке и сохранить лицо ему не дали русские егеря, которые прорвались на окраину города. Заслышав поблизости до боли знакомое «Ура», запаниковавшие французские саперы взорвали мост, обрекая на гибель ещё сражавшийся в городе арьергард. Кое-кому, в том числе маршалу Макдональду, удалось спастись, преодолев реку вплавь. Многие утонули, среди них был племянник последнего польского короля Юзеф Понятовский, накануне произведенный Наполеоном в маршалы. Остальные сдались. Среди пленных оказался и генерал Лористон, за год до этого безрезультатно ездивший к Александру I с предложениями Наполеона о мире.

Поражение под Лейпцигом предопределило крах империи Бонапарта, его европейские союзники поспешили присоединиться к победителям, под контролем «неистового корсиканца» осталась только Франция. А через полгода после «битвы народов» русские войска вошли в Париж…