Сирийский вице-премьер Кадри Джамиль уверенно анонсировал созыв мирной конференции по Сирии – так называемой «Женевы – 2» — на 20-е числа ноября.

Практически сразу российский МИД устами своего официального представителя Александра Лукашевича поспешил охладить оптимизм Джамиля, напомнив, что дату конференции определит генеральный секретарь ООН. Лукашеквич напомнил также о том, что единую позицию ко дню созыва конференции должны выработать сирийские группы, противостоящие президенту Башару Асаду – а на сегодняшний день это выглядит почти невозможным. И все-таки созыв «Женевы – 2» вновь выглядит вероятным. Но если учесть, сколько противоречивых интересов нужно согласовать, для того, чтобы конференция стала реальностью и действительно оказалась способна поставить точку в затяжном гражданском конфликте в этой ближневосточной стране, то можно сказать, что перед Сирией приоткрыто довольно узкое окно возможностей.

Часть полевых командиров на юге Сирии накануне 17 октября объявили о том, что создают свой собственный Совет революционного командования и отказывают в поддержке Национальной коалиции. Созданной, напомним, при поддержке Соединенных Штатов.

Очередные известия о расколе делают еще менее вероятным выполнение условия, о котором напомнил официальный представитель российского МИДа: выработать общий взгляд на вещи сирийской оппозиции становится все труднее. Это трудно назвать сенсацией: уже довольно давно стало очевидно, что функционеры Национальной коалиции, путешествующие с одного международного форума на другой далеко за пределами Сирии, мало влияют на ход боевых действий в самой стране. А среди тех, кто влияет на ход боевых действий, много тех, кого не принято звать на международные форумы: часть сирийских антиправительственных формирований открыто ассоциируют себя с «Аль-Каидой». Национальная коалиция как консенсусный проект и первый инструмент послевоенного политического урегулирования, по большому счету, провалилась.

Но это отнюдь не означает, что проект мирной конференции, которая легитимировала бы сирийское урегулирование, также обречен на провал.

Не исключено, что прогресс в переговорах по «Женеве – 2» окажется логически связан с другим процессом, который развивается в Женеве. Только что в этом городе завершилась встреча иранской «шестерки» (Россия, США, Китай, Великобритания, Франция и Германия) с делегацией Тегерана, которую возглавлял министр иностранных дел Мохаммад Давад Зариф. Стороны оценивают прогресс в урегулировании иранской ядерной проблемы очень осторожно, но склонны считать, что он, по сравнению с предыдущими встречами в этом формате, все же есть. Новая встреча намечена на ноябрь все там же, в Женеве.

Ядерная программа Ирана, без сомнения, главная проблема и камень преткновения во взаимоотношениях этой страны с внешним миром. Но новая динамика, которую пытается придать ее обсуждению новый президент Ирана Хассан Роухани, позволяет взглянуть на эту порядком затянувшуюся дискуссию со сдержанным оптимизмом.

Важную роль в данном случае играет позиция администрации Соединенных Штатов. Официальные власти Ирана и США на недавней Генеральной Ассамблее ООН в Нью-Йорке возобновили общение – впервые за 34 года. Не стоит переоценивать эту реанимацию, но и не замечать ее было бы странно.

Едва ли Тегеран и Вашингтон готовы к прорывным решениями прямо сейчас – они и не торопятся: в Вашингтоне говорят: «Лучше никакого соглашения с Ираном, чем плохое соглашение». И напоминают без устали, что Роухани – это просто слегка обновленный интерфейс Ирана, более дружелюбный, чем непримиримый Ахмадинежад, но, по-видимому, не менее сложный. В Тегеране тоже вполне осознают «красные линии», за которые Иран не может отступить – хотя бы просто в силу внутриполитического устройства Исламской республики. Но сам факт обсуждения возможного соглашения уже делает весь региональный контекст принципиально иным, чем это было полгода назад.

Всем очевидно, что шанс на американо-иранское сближение – это небольшое хронологическое окно. Время его закрытия зависит от того, как долго Штаты смогут тестировать пределы уступчивости Роухани, а он сам – свои собственные политические возможности. Но также и от того, какой будет позиция администрации Обамы в «домашних» делах.

Только что достигнутый бюджетный компромисс показывает, что эти позиции достаточно сильны, но сама ситуация острого политического противостояния свидетельствует о серьезном расколе и внутри американского политического истеблишмента, и внутри общества. С известной вероятностью можно утверждать, что если соглашения с Ираном не будет у Обамы, то следующая администрация уже едва ли будет готова его обсуждать.

Пока же это возможно, и именно это открывает новые возможности для Сирии. Сирия, которую многие воспринимают как площадку периферийного противостояния Ирана и стран Персидского залива – это тема, которую можно использовать на переговорах с Тегераном. Ситуация на некоторое непродолжительное мнение может сложиться так, что ключевым для Штатов фигурантом сирийского урегулирования станет собственно сирийское правительство Асада, которое устраивает Иран несравненно более, чем моджахеды из ассоциированных с «Аль-Каидой» вооруженных отрядов. Если учесть, что иранское урегулирование – задача гораздо более масштабная, чем разрешение ситуации в Сирии, то можно предположить: моджахедов ждут разочарования. Всерьез разговаривать с Роухани, одновременно приглашая «Аль-Каиду» в «Женеву – 2», едва ли будет возможно.

Если на встрече «шестерки» с иранцами в середине ноября будет достигнут более существенный прогресс, чем на только что прошедшей, может оказаться, что единая позиция всех антиправительственных сил Сирии – не такое уж и принципиальное условие для проведения «Женевы – 2».