Тундра способна поглощать историю

«Я встретила оленевода, который спросил, как зовут нынешнего русского царя. 75 советских лет там прошли незамеченными. А один двенадцатилетний мальчик рассказал мне, что долгое время был уверен, будто на всей Земле живет только он с семьей», — рассказала газете ВЗГЛЯД об опыте общения с обитателями русского Крайнего Севера Астрид Вендландт.

В продажу выходит книга канадской журналистки Астрид Вендландт «На краю света», в которой автор рассказывает о своем открытии российского Крайнего Севера. Это классический западный травелог, типичные приключения иностранца в России, не свободный от стереотипов подход извне, но в то же время неординарно глубокое погружение в специфическую среду. Так взволнованно о Севере не писали уже давно.

В интервью газете ВЗГЛЯД Астрид Вендландт рассказала о том, как нужно и как не нужно писать о России и какой жизненной стратегии лучше придерживаться коренным жителям тундры.

ВЗГЛЯД: Вы провели много времени на российском Крайнем Севере, в Большеземельской Тундре, на Ямале. Есть скептики, которые полагают, что у этих регионов нет будущего. А как кажется вам?

Астрид Вендландт: Я большой оптимист. Ненцы, обитатели этих мест, пережили царскую тиранию, пережили советскую власть, при которой расстреливали шаманов и «кулаков» (а на самом деле просто людей, у которых было много оленей), затем — перестроечную анархию… Думаю, что и сейчас они выживут. Сегодня регион колонизируется Газпромом, который там фактически представляет собой новую власть. В этом процессе есть свои плюсы и минусы. Газпром строит школы, интернаты, больницы, жилые дома, делает для местных жителей очень много. Но, с другой стороны, он также строит железные дороги, которые затрудняют миграцию оленеводов, и задействует под свои цели территории, которые нужны коренному населению в качестве оленьих пастбищ. В итоге, мне кажется, население все же справляется с вызовами времени.

В отношении ненцев у меня более оптимистичный прогноз, чем в отношении хантов. Ненцев более сорока тысяч, они живут у самого края земли, но при этом концентрированно. А хантов меньше, они в большей степени ассимилированы и живут более рассредоточенно.

ВЗГЛЯД: Насколько можно понять по вашей книге, в некоторых северных районах есть кочевые группы, которые полностью сохраняют традиционный уклад и находятся в абсолютной изоляции от внешнего информационного пространства.

А.В.: Да, я, например, встретила оленевода, который спросил, как зовут нынешнего русского царя. 75 советских лет там прошли незамеченными. Тундра настолько огромна, что она, как мне показалось, способна поглощать историю. А один двенадцатилетний мальчик рассказал мне, что долгое время был уверен, будто на всей Земле живет только он с семьей и близкими, больше никого. Лишь недавно узнал, что это не так и что есть еще другие люди.

ВЗГЛЯД: Многие обстоятельства северной жизни описываются вами как негативные последствия действий власти. Полагаете ли вы, что при другом общественно-политическом укладе (может быть, больше похожем на западный) в этих местах жилось бы лучше?

А.В.: Знаете, мне кажется, что тех же ненцев отчасти спасло равнодушие российских властей, у которых всегда были другие приоритеты. Обитатели русского Крайнего Севера могут рассчитывать только на себя, и это парадоксальным образом идет им на пользу. А вот, например, в Канаде эскимосам выдавали слишком много субсидий, слишком их опекали, в результате чего они попали в зависимость от государства, забросили охоту и стали спиваться. Узнали, что такое депрессия и наркотики.

ВЗГЛЯД: Какой же путь, по-вашему, лучше избрать коренным жителям сибирской тундры в будущем — интегрироваться в российское общество или изолироваться от него?

А.В.: Они могли бы периодически, какое-то ограниченное время жить в городах, чтобы учиться и овладевать современными способами мышления. Но думаю, что полная интеграция может дать им довольно мало. Потому что на их исконной земле у них есть все, что им надо, и она постоянно зовет их к себе, а городская жизнь человека портит. От цивилизации им стоит взять то, что действительно нужно, какие-то изделия, продукты и технологии. Многие уже нашли гармонию между современным укладом и традиционным образом жизни, и это меня восхищает.

ВЗГЛЯД: Вашу книгу будут читать и на Западе, и в России. На кого она рассчитана в первую очередь — на российского читателя или на западного? Кому вы хотите рассказать о Севере?

А.В.: Всем. И русским, и тем, кто никогда в России не был. В частности, своему русскому бойфренду и своим родителям — папе-канадцу и маме-француженке. Я уже давно им про все это рассказываю, и они очень переживают.

ВЗГЛЯД: В вашей книге заметна преемственность по отношению к традиции, созданной иностранными путешественниками, писавшими о России. Вы, наверное, читали маркиза де Кюстина…

А.В.: Да, конечно! Но я считаю, что он переборщил с критикой. Мне хотелось бы создать антикюстиновскую ассоциацию иностранных путешественников — друзей России.

ВЗГЛЯД: Правильно ли считается, что Москва — это не Россия и что по-настоящему судить о России можно, побывав в совсем других местах?

А.В.: Нет, это не так. Просто у России много лиц, и Москва — одно из них.

ВЗГЛЯД: Вы как автор этих заметок ощущаете себя больше журналистом или писателем?

А.В.: Я работаю корреспондентом в Reuters, доверяю только фактам, но эта книга — про чудеса, про духовный мир, про то, что можно скорее почувствовать, чем понять. Поэтому, чтобы написать ее, мне понадобилось убить в себе журналиста.