Сегодня многие искренне верят, что толстые литературные журналы обречены на вымирание как мастодонты и динозавры. К счастью, это не то что не совсем так, а совсем не так. Об этом нашему собственному корреспонденту в Новосибирске Алексею Хадаеву поведал главный редактор старейшего не только за Уралом, но и в России литературно-художественного журнала «Сибирские огни», поэт Владимир Берязев.

— Владимир, сразу самый главный вопрос: в чём миссия журнала «Сибирские огни»?

— Миссию я понимаю как задачу служения – исполнение своего предназначения в полном объёме. Надеюсь, что миссия «Сибирских огней» будет исполнена вместе с миссией русского человека в Азии. Повторяю вслед за классиком: «В надежде славы и добра гляжу вперёд я без боязни», стало быть – жить и работать нам ещё долго, пока не превратим нашу Сибирь в Сад-Парадиз, помните, как у другого классика – Маяковского…

— У «огней» по человеческим меркам уже довольно долгая жизнь…

— Первый номер вышел 22 марта 1922 года, в будущем году будем отмечать 90-летие. К юбилею мы совместно проведём уже хорошо себя зарекомендовавший фестиваль «Белое пятно». Поэтическую секцию фестиваля в этом году будет курировать наш журнал. Кроме того, в планах – областной поэтический конкурс, который и будет посвящён 90-летию журнала. Причём совсем недавно, 21 марта, во Всемирный день поэзии, мы подвели итоги городского поэтического конкурса имени Павла Васильева. О нём следует сказать особо, ведь Павел Николаевич был одним из родоначальников «Сибирских огней». Их было трое друзей, трое сибирских поэтов – он, Леонид Мартынов и Сергей Марков. Вместе с Владимиром Зазубриным, Лидией Сейфуллиной, Кондратием Урмановым и Афанасием Коптеловым они стояли у истоков нашего журнала.

— Имя Павла Васильева долгое время было основательно забыто…

— Сейчас его называют русским беркутом, подчёркивая азиатскую мощь, высоту и силу его дара. Поэта трижды арестовывали за «контрреволюцию». В 1937 году он был расстрелян по абсурдному обвинению в подготовке покушения на Сталина. Васильеву было тогда всего 27 лет. Он похоронен в общей могиле «невостребованных прахов» на кладбище Донского монастыря в Москве. В 1956 году Павла посмертно реабилитировали.

В «Сибирских огнях» мы опубликовали массу материалов о жизни и творчестве поэта, тесно сотрудничая с его музеем в Павлодаре – городе, где он вырос. В прошлом году в Омске была учреждена Всероссийская поэтическая премия имени Павла Васильева. А в начале марта этого года в Москве, на стене дома на Тверской-Ямской, откуда поэта забрали на Лубянку в 1937 году, была установлена мемориальная доска.

— Что показал конкурс?

— Я был приятно удивлён высоким уровнем произведений победителей. Например, в номинации «проза» первую премию получил Дмитрий Райц. Он ещё студент, а уже налицо несомненный талант – язык, стиль, повествовательный дар. Откуда что берётся? Нам остаётся только радоваться. Ведь явление таланта – это единственная нестареющая новость. Так было всегда и так есть. Как рождение ребёнка, как акт творения. Быть сему сопричастным – чего еще желать?

Среди поэтов я бы отметил Елену Берсеневу и Марию Дубиковскую – это уже сформировавшиеся поэтессы, у которых есть будущее. Очень интересно будет следить за развитием их творчества. И, конечно же, им необходимо издание первой книги.

Найти талант, привлечь к сотрудничеству, помочь ему отсеять зерна от плевел, опубликовать его тексты – в этом, в частности, и состоит миссия толстого журнала.

— Как сегодня с авторами, не иссякает ли поток текстов?

— Литераторы, сформировавшиеся в 1970-1980 годах, постепенно сходят со сцены, это неизбежно. В конце эпохи советской империи был мощнейший всплеск – как в прозе, так и поэзии. Это явление, этот культурный пласт ещё не осмыслен нами как следует, он ещё ждёт своих исследователей. Сегодняшнее поколение 50-летних – это затухающая волна того всплеска, последыши, поскрёбыши. И было серьёзное опасение, что на этом всё и закончится – литературный процесс прервётся, зачахнет. Но мы обитаем в стране чудес – феникс возродился из пепла. Упомянутый мною городской конкурс – лишь малая частица сегодняшнего литературного процесса в Сибири. Появляется масса талантливой молодёжи. Это потрясающее явление, которое даёт основание для оптимизма. Пока рождаются художники и поэты, у страны есть будущее.

— Сегодня тиражи всех печатных изданий неумолимо сокращаются. Толстые журналы смогли перестроиться, найти свою нишу в цифровом мире?

— Если вспомнить времена «перестройки», то тираж «Сибирских огней» доходил тогда до 130 тысяч, а московские толстые журналы расходились миллионами экземпляров. Но этот феномен уже никогда не повторится.

Литература и публицистика в тот период служили каналом преобразования и энтропийного рассеяния социальной энергии. Уже 1990-е стали провальными для литературного процесса. Но сегодня благодаря новым коммуникативным возможностям – всемирной паутине, широкому распространению компьютеров и бук-ридеров – мы, обходя традиционную подписку, находим своего читателя. Ведь интерес к литературе никуда не исчез. Мы начали с создания собственного сайта (www.sibogni.ru), затем вошли в проект «Журнальный зал» (www.magazines.russ.ru), в котором участвуют два десятка основных литературных журналов, выходящих как в России, так и за рубежом. В итоге у нас сейчас 50-60 тысяч читателей в месяц, причём во многих странах мира. Это весьма серьёзная аудитория.

— Необъятность сибирских просторов способствует появлению литературных талантов?

— Отчасти да. Конечно, в российско-русском суперэтносе одарённые люди появляются повсюду, и примерно с одинаковой частотой. Но качество дарования, а под этим я подразумеваю некий волевой импульс, нравственное здоровье и духовную силу – именно эти качества на пространстве за Уралом выражены более ярко. О причинах этого явления – этно-социальных, исторических, природно-климатических – много писали сибирские классики – Астафьев, Распутин… Все-таки определённого типа и склада народ сюда приходил на жительство, а мы – их потомки.

— Например, Валентин Распутин писал в книге очерков «Сибирь, Сибирь…»: «В Сибирь шли люди, уходившие от ограничений и притеснений и искавшие свободы всех толков – религиозной, общественной, нравственной, деловой и личной». Как Вы считаете, русский человек в Азии и сибиряк – это синонимы?

— Наверное, да. Но понятие «русский человек в Азии» имеет под собой смысл деятельности, приложения сил. А сибиряк – это характер, типаж. Это субэтническое, на мой взгляд, определение.

— Масс-культура в сибирской глуши меньше давит на служителя слова?

— Идеи глобализма и давление потребительской цивилизации в равной степени ощущаются как где-нибудь в Эритрее или Ливии, так и в Сибири или Москве. Ведь и в столице живут дети, внуки и правнуки русских провинциальных людей. И они себя ощущают частью России, им близка та малая Родина, откуда они вышли. И у нас в Сибири – то же самое. И пока, говоря высоким штилем, эта связь с землёй, Матерью-прародительницей, будет сохраняться, давлению глобализма можно противостоять.

А художество и литература всегда будут в помощь тому, чтобы эта корневая связь с почвой, Матерью Сырой Землёй, откуда все вышли и куда все уходим, – чтобы эта связь не прерывалась. Тайна сия велика есть, это очень глубинный источник, из недосягаемых глубин происходит.

Многие мои друзья, живущие в европейской части России, гордятся (и справедливо, я их в этом только поддерживаю) тем, что они год-два проработали или пропутешествовали по Сибири. После этого они считают себя сибиряками – и слава Богу!

Сибирь – это место, где ещё осталась природная чистота, первозданность духовная, где есть следы непосредственного творения Божьего (я писал об этом в последних очерках – например, «Укок – ледяное поднебесье»). Пространства невообразимые и здесь проще коснуться чуда мироздания, чем где бы то ни было. Потом ты будешь это в себе хранить как свидетельство небесное: да, я испытал, досягнул, почувствовал! Вот что такое Сибирь.

— Бытует мнение, что Сибирь – колония России, из которой выкачиваются богатства. Сначала это была пушнина, затем – драгоценные металлы, сейчас – нефть, газ, лес. Не захочет ли когда-нибудь «колония» отделиться от «метрополии»?

— В сибирском сепаратизме обвиняли еще Георгия Потанина и Николая Ядринцева. Но они абсолютно не имели в виду никакого сепаратизма в политическом смысле. Они рассуждали о культурной автономии Сибири, её самобытности, что в принципе справедливо и перекликается с тем, о чем мы только что говорили.

Сама даже мысль о переводе этих рассуждений в политическую плоскость не просто вредна, а преступна.

Петр Словцов в «Историческом обозрении Сибири» так написал о временах смуты XVI века, когда казалось, что всё рухнуло и сама русская государственность безвозвратно потеряна: «Держава Российская в Сибири не помрачалась». О государственной сути сибирского духа лучше и не скажешь.