Президент Медведев велел до 1 июня 2011 года переаттестовать всех российских полицейских. Для экс-начальника криминальной милиции Сергея УМНОВА переживания уже позади. Из 345 милицейских генералов страны он прошел переаттестацию одним из первых.

Свежеиспеченный начальник петербургской полиции рассказал, что собирается жестко карать всех подведомственных взяточников, пообещал перекрыть кислород автоугонщикам и выступает за то, чтобы ликвидировать из практики пресловутый «процент раскрываемости преступлений».

— Сергей Павлович, почему вы в свое время выбрали именно эту профессию?
— Мальчишкой много читал про уголовный розыск. Был уверен, что там работают люди сильные, умные, грамотные, готовые всегда прийти на помощь. Искал романтики, перестрелок… Но когда в 25 лет пришел в угрозыск, оказалось, что это — долгая, нудная рутинная работа. Пока дойдешь до преступника, приходится пообщаться с десятками, сотнями, а иногда и тысячами людей. А перестрелка как сейчас я понимаю, — самое худшее, что может быть в этой профессии.
Начинал с карманных воров. За ними приходится ходить по 7-8 часов. Нужно же еще задержать с поличным, иначе очень сложно доказывать их вину. Я тогда получил колоссальный опыт наружного наблюдения, маскировки. Запомнился один случай. Гостиный двор, переход на Невский проспект, я в штатском, рядом нет никого из оперов. Смотрю, мужчина вытаскивает у одного из иностранцев барсетку. Не раздумывая (молодой же, нужно задержать с поличным!) бросился на него сзади. От неожиданности он на несколько секунд потерял сознание и упал. А потом я чувствую, как он начинает подыматься вместе со мной на его спине. Это был двухметровый детина массой не меньше 120 килограмм. А во мне не было и 72 кг. Иностранцам кричу: «Товарищи, у вас украли кошелек!» А они не понимают ничего. Думаю: «Ну все! Сейчас он меня прибьет». Продолжаю кричать: «Граждане, помогите, вора задержал!» Надо отдать должное тем временам. Подбежали два парня, помогли его скрутить. А с 1989-го до конца 1992 года я работал по делам несовершеннолетних в 28-м отделе милиции. В то время группы пацанов воровали продукты питания: разобьют стекло, зайдут в столовую, поедят как следует. И так каждый день. В месяц — 20-25 таких случаев…

— Сейчас в стране объявлена война коррупции. А вы ведь довольно рано начали с нею бороться.
— В декабре 1992 года меня пригласили в оперативно-разыскное бюро (ОРБ), которое в 1993 году превратилось в РУБОП. Я работал под началом Дмитрия Сергеевича Шаханова, нынешнего вице-президента Российских железных дорог.

— Какое ведомство с точки зрения коррупции хуже всего себя проявило?
— Таможня. В 90-е через границу тащили все подряд. Мы задерживали руководителей Пулковской, Выборгской, Балтийской, Северо-Западной таможен. Контрабанда потоком шла.

— Что возили?
— В начале и середине 90-х задерживали целые машины с оружием. Через Прибалтику шли автоматы, пистолеты (по 200 штук!). Из воинских частей и со складов воровали сотнями единиц. Город был наводнен оружием. Мы плотно работали с военной разведкой, и через 7-8 лет нам удалось стабилизировать ситуацию. В конце 90-х преступники переключились на наркотики. Сначала сбытом занимались цыгане, а затем — ОПГ. Эта проблема в городе остро стоит и сегодня.

— Как ее решить?
— В начале 90-х годов ликвидировали Управление по незаконному обороту наркотиков МВД и создали самостоятельный орган, нынешний Госнаркоконтроль. Но, по нашему мнению, из ГУВД это направление нельзя было убирать. Сейчас примерно 85 процентов всех дел по наркотикам возбуждают именно в ГУВД. Наши сотрудники перегружены, этим занимается малочисленный 26-й отдел: 20 человек на весь город! Нагружаем и районные подразделения. Сейчас много говорят о сокращении милиции, а я убежден, что по наркотикам нужно в обязательном порядке создавать подразделения в пределах 100-150 человек на город. И мы будем решать эту проблему в перспективе.

— Какие еще виды преступности требуют первоочередного внимания?
— В городе происходят вооруженные нападения на ювелирные салоны, ломбарды, на инкассаторов. Но их, как правило, не так много, и они все раскрываются. Задержали вот банду Егорова и Пономарева, расстрелявших инкассаторов на Ленинском проспекте. Они совершали аналогичные преступления с периодичностью раз в два года.
Другая серьезная проблема — угон автотранспорта. Законодательство несовершенно в этом вопросе. Статья 166 — «Неправомерное завладение транспортным средством без цели хищения» — никуда не годится. Представьте, преступник идет на кражу. Вскрывает машину с помощью технических средств. Его ловят, а он говорит, что хотел доехать до соседнего дома или погреться в машине. Его даже нельзя задержать на 48 часов, и суд его не арестовывает, потому что это не тяжкое преступление — ведь человеку всего лишь погреться захотелось! Угонщики у нас если и осуждаются, то условно, затем снова выходят на кражи. А попадаются они достаточно редко. Этому способствует большая коррумпированность, в том числе и среди правоохранительных органов. Машины перегоняют в страны СНГ, делают новые документы, привозят обратно в Россию, перепродают. Это доходный бизнес. За квартал 2011 года в Петербурге совершено 1221 такое преступление. В прошлом году (за первый квартал) — 1528. Больше всего угоняют отечественные машины, на втором месте японские…

— Сколько угнанных машин удается вернуть?
— Не больше 10 процентов — это статистика по России. Нужно убирать 166-ю статью. Мы бьем в колокола, призываем посмотреть на опыт западных стран и ужесточить наказание за хищение автотранспорта. Ввести только 158 статью (кража чужого имущества). Если поймали с техническими средствами для вскрытия автомобиля или электронными — для снятия с сигнализации, то надо наказывать. Пусть даже давать небольшие сроки — от 3 до 5 лет. Я думаю, это произойдет в ближайшее время, да и народу уже это надоело терпеть.

— Это, на ваш взгляд, все самые болевые точки?
— Мы можем еще говорить об убийствах, но они раскрываются: Петербург и Ленобласть тут одни из лидеров по России. У нас раскрываемость 86 процентов. Для сравнения, в советские времена не было раскрываемости свыше 93 процентов. Почти ушли в прошлое заказные убийства….

— Недавно нашумела история убийства бизнесмена Александра Шашелова, пропавшего без вести осенью прошлого года. По версии следствия, организатор преступления не кто иной, как сотрудник Выборгского УВД…
— Да, он задержан. Это 41-летний старший лейтенант милиции, оперативный дежурный, прослуживший в органах более 20 лет. За ним долго велось наблюдение.

— Насколько распространено, по-вашему, участие милиционеров в преступлениях?
— Не так распространено, как, может быть, кому-то это хотелось бы показать. Но я к этому отношусь жестко и принципиально. Долго проработав по линии борьбы с коррупцией и собственной безопасности, всегда без сожаления сажал сотрудников, вставших на путь преступления.

— Что еще наши полицейские могли бы перенять у западных коллег?
— С точки зрения профессионализма, вряд ли нас кто-то сможет чему-то научить. Но зато у них упрощенный порядок, а наш Уголовно-процессуальный кодекс — бюрократия сплошная. Их полиция готовит документы, делает осмотр, составляет карту, ищет свидетелей, и дело сразу идет в суд. Вот бы и нам избавиться от бумаготворчества… А то ведь, если это, скажем, финансовая пирамида — можно приезжать за уголовным делом на грузовике. Зачем это все делается? Нужно упрощать УПК.

— Какие моменты за время вашей работы в органах наиболее запомнились?
— 1993 год. Я старшим выезжал на задержание одного из руководителей органов внутренних дел. В дежурной части лежали на столе около 5 миллионов рублей — деньги, которые взял этот руководитель. Когда мы вошли в тот отдел милиции — нас обстреляли из автоматов, потому что начальник приказал никого не пускать. Мой сотрудник был тяжело ранен. Помню все, что связано с потерями друзей и коллег. 1991 год — расстрел рэкетирами Вадима Шапошникова. 1995 год — гибель оперуполномоченного РУОП Владимира Троценко в ходе перестрелки с казанской ОПГ на Суворовском проспекте. Каждый год 7 апреля ездим к нему на кладбище. Тогда наше региональное управление провело серьезную массовую операцию, в один день задержали более 800 человек — всех, кто стоял на учете, чтобы понять, кто стрелял. Такие вот невеселые истории. Веселых историй у нас не бывает.

— Почему преступления, где в качестве потерпевших оказываются правоохранители, раскрываются гораздо быстрее остальных?
— Когда убивают нашего сотрудника, мы, конечно, бросаем на его раскрытие все возможные силы. Ведь задета честь правоохранительных органов, и мы хотим показать, что совсем не беспомощны. Но все-таки я бы не согласился, что такие дела идут гораздо эффективнее остальных. Мы бросаем много сил и на другие преступления. Например, десятки людей на протяжении не одного года работали, чтобы изобличить Владимира Кулибабу (главу Федерации вольной борьбы Санкт-Петербурга. — Ред.) в рамках расследования дела об убийстве гендиректора ЧОП «Каскад» Вадима Чечеля на Фурштатской улице. Или вспомните начало 2000 годов: тогда было множество убийств выходцев из Африки, Средней Азии — ведь все они раскрыты.

— Назовите самые резонансные дела за все время вашей работы?
— Мне не перечислить. С того момента как я вступил в должность начальника криминальной милиции в 2007 году, было возбуждено около 50 уголовных дел по статье 209 (бандитизм). То есть мы обезвредили 50 банд! Около 20 дел по организации преступных сообществ. Если вспоминать с самого начала работы, то одно из самых громких — дело депутата Юрия Титовича Шутова (за него Умнов получил Орден Почета. — Ред.), над которым мы работали с начала 90-х. В 2006 году его приговорили к пожизненному заключению, обвинив вместе с другими фигурантами в заказных убийствах, покушениях, похищениях людей. В начале 1990-х годов мы столкнулись с проблемой рейдерских захватов. Петербург был родоначальником борьбы с рейдерством, потому что оно у нас и зарождалось. Мы сами разрабатывали законодательную базу, чтобы ему противостоять. Я лично общался с депутатами Госдумы… В общем, и с этой проблемой удалось справиться.

— Вы 25 лет работаете в органах. Как со временем менялось отношение граждан к милиции?
— И в советское время, и сейчас никогда милицию не любили. За что ж ее любить — если это орган карательный? Доверие — другой вопрос. Ни одна из жертв преступления, обратившихся в милицию, не сказала, что мы плохие. Наш имидж портят те, с кем гражданам приходиться общаться на улице (наружные службы) — в ситуациях, когда гражданин что-то нарушил, и сотрудник либо вымогает взятку, либо не отказывается ее принять. Конечно, после таких случаев отношение будет плохое.

— С какими сложностями вы столкнулись в связи с полицейской реформой?
— Особых сложностей я не вижу. Но есть небольшая «затяжка» по времени. Потому что мы еще не получили из МВД оргштатную структуру главка. А мне нужно сейчас переаттестовывать личный состав, назначать своих заместителей, начальников управлений и так далее. До 1 января 2012 года мы должны успеть огромное количество людей переаттестовать. Из 39 тысяч сотрудников в ГУВД должно остаться 30 тысяч. Народ «внизу» волнуется: что будет? Это сказывается на эффективности работы. Нужно быстро назначить людей и с новыми силами идти вперед. Я лучше уволю бездельника лейтенанта молодого, нежели 50-летнего достойного работягу.

— Какой вам видится идеальная полиция?
— Идеального ничего не бывает. Я бы хотел, чтобы те службы, которые у граждан на виду, относились к ним с уважением. Даже если сотрудники просто будут отвечать на вопрос, как пройти на такую-то улицу, а не отмахиваться, наш рейтинг сразу процентов на 20 поднимется.
Я бы хотел видеть полицию профессиональной. И еще я против процента раскрываемости. Нигде в западных странах нет такого понятия. Когда я их полицейских спрашиваю об этом, они даже не понимают. Ведь руководители на местах только потому не принимают заявления от граждан, чтобы не портить себе статистику раскрываемости. У сотрудника могут быть раскрыты все тяжкие и особо тяжкие преступления, а мелочовка — нет. И сотрудник будет худшим. А другой, у кого 70 процентов раскрытой ерунды, наоборот, герой!

— Работа у вас напряженная. Как удается стрессы снимать?
— Почти никак (смеется). Я стараюсь один раз в неделю выезжать на несколько часов на полигон и стрелять по тарелкам из ружья. Там нужна концентрация. Мысли о том, как поразить мишень, вытесняют все остальные. Так я отвлекаюсь.

— Ребенок по вашим стопам пойдет?
— Его уже не назовешь ребенком. Взрослый мужчина — 24 года. Закончил вуз, экономический факультет. Он сначала хотел учиться в университете МВД России. Но потом поменял решение. Я на него не влиял. Его жизненный путь — ему и решать.

справка

С 1 января 2012 года в полиции должно числиться 1 106 472 человека. Из них собственно аттестованных сотрудников, то есть носящих погоны и оружие, — 907 630 человек.
Наше ГУВД будет теперь называться ГУ МВД. В его составе должны остаться 5 генералов из 8. Трое уже получили на руки документы об увольнении — начальник штаба Виктор Кудрявцев (по возрасту), начальник Управления по работе с личным составом Игорь Лычак (по возрасту), начальник милиции общественной безопасности Анатолий Агошков. Последний, скорее всего, будет переназначен в другой субъект федерации.