Русско-кавказские взаимоотношения в СКФО

Социальная организация Кавказа

Как уже указывалось, кавказские социумы с их своеобразной социальной структурой в условиях развала централизованного государства и последовавшего за этим хаоса оказались в выигрышном положении. Их «негативные» свойства неожиданно оказались востребованными, более того — стали залогом успеха.

В условиях фактического развала инфраструктуры, всеобщего воровства и отсутствия эффективного контроля со стороны федерального центра вполне закономерно, что кавказские чиновники, привнося в государственный аппарат свои архаичные социальные отношения, выстраивают на местах систему тотальной коррупции и откровенной торговли должностями. Высокий уровень коррумпированности чиновничества в кавказских республиках продиктован несколькими факторами. Во-первых, высоким уровнем коррупции в правящей элите страны — если безнаказанно и на глазах у всех миллиардами воруют высшие чиновники, то же самое неизбежно начнут делать и чиновники рангом ниже. Во-вторых, кавказские народы не имеют собственной государственной традиции, их современные национально-территориальные образования — продукт советской национальной политики. Отсюда же следует присущий северокавказским республикам этнократизм, авторитаризм, слабая подконтрольность общественных отношений федеральному закону.

Проблема получила признание даже на высшем государственном уровне. Президент РФ Д. Медведев в мае 2010 г. в одном из своих интервью заявил: «Коррупция — это преступление во всех регионах, но на Кавказе взяточничество угрожает национальной безопасности страны, содействует терроризму и сепаратизму, а ловить коррупционеров здесь сложно — от ответственности им помогает уйти клано-вость и порука глав республик. Федеральные средства зачастую не доходят до людей. Мы знаем, куда они деваются. Известно, куда — их воруют».

При этом политика федерального центра остаётся неизменной: бесконечные уступки и продолжение выплаты кавказской дани.

Причины этого хорошо известны. Кавказские группировки выстраивают свои отношения с федеральным центром на принципах скрытого шантажа — запугивание угрозой радикального ислама и/или националистического сепаратизма, вкупе с бесконечными требованиями дотаций. Зато они обеспечивают правящей партии

нужные проценты на выборах. Это вполне укладывается в горский менталитет: кавказские правящие группировки рассматривают думские и президентские выборы как акты демонстрации лояльности Кремлю. В выборе средств для подобной демонстрации не гнушаются ничем — в ход идут массовые и наглые фальсификации. «Гоня процент» за Путина, Медведева и «Единую Россию», кавказское чиновничество таким способом доказывает свою полезность Кремлю.

В итоге по таким ключевым социально-экономическим показателям, как валовой региональный продукт на душу населения, производительность труда и средняя заработная плата, бюджетная обеспеченность, уровень развития реального сектора экономики и вовлечённость во внешнеэкономическую деятельность, Северо-Кавказский федеральный округ заметно отстаёт от других федеральных округов. А по уровню безопасности для проживания и посещения не-аборигенами СКФО может сравниться с такими странами, как Афганистан или Пакистан.

1.4.2. Особый политический статус кавказских республик

На самом деле о некоем действительно особом статусе внутри Российского государства можно говорить лишь относительно кады-ровской Чечни. Остальные кавказские республики сопоставимых с ней привилегий не имеют, не считая режима дотаций и сети квазидипломатических «представительств» в российских регионах.

Особый статус Чечни есть уродливое, но вместе с тем закономерное порождение современной государственной политики на Кавказе, наглядная демонстрация реальной способности российской власти «решать» проблемы этношовинизма и сепаратизма.

Не имея политической воли для того, чтобы закрепить военную победу во второй Чеченской войне соответствующими политическими шагами (то есть не на словах, а на деле вернуть Чечню в политическое и правовое поле страны, объективно расследовать геноцид русского населения в этой республике в годы правления Дудаева и Масхадова и т. д.), Кремль избрал заведомо ущербную тактику: поддерживать один чеченский тейп в противовес остальным, надеясь таким способом удержать в повиновении всю республику. Фактически с семейством Кадыровых российские верхи заключили негласный договор: прекращение боевых действий и умиротворение Чечни в обмен на предоставление их тейпу полной свободы действий внутри республики с оказанием регулярной и безвозмездной финансовой помощи в особо крупных размерах.

То, что подобная политика привела к установлению в Чечне фактической диктатуры Р. Кадырова, вполне закономерно.

Чеченцы, как народ, не имеющий собственной государственной традиции, продолжающие во многом жить в условиях родового строя, не могли сами и по доброй воле признать над собой абсолютную власть представителей кадыровского тейпа. Тому же, в свою очередь, чтобы такой власти достичь и действительно исполнять возложенные на него функции, требовалась серьёзная помощь со стороны федерального центра: финансовая, административная, военная и т. д. Оказывая её, федеральный центр нарушал естественный баланс сил внутри чеченского общества, уничтожал негласную систему сдержек и противовесов, а искусственно усиливающийся режим Кадыровых был обречён со временем превратиться в диктаторский. Вместе с тем, как ни парадоксально, в условиях господствующей общественно-политической модели Кремль и кадыровский режим объективно нужны друг другу. Неограниченная власть Кадырова внутри Чечни вкупе с обильными финансовыми вливаниями и фактическим выходом республики из правового поля РФ являются своего рода гарантами невозобновления боевых действий. А покровительство Москвы — фактически главным условием существования самого кадыровского режима и, соответственно, действия подобных гарантий. Лиши Кадырова подобного покровительства — и выстроенная им в Чечне система личной власти рассыплется очень быстро. Чеченское общество само по себе не может породить диктаторский режим, это противоречит его архаичной природе. Неподконтрольные Москве Дудаев и Масхадов не были диктаторами, и потому их власть внутри Чечни в своё время была куда меньшей, нежели та, которой теперь обладает заключивший негласный договор с федеральным центром Кадыров. Пресловутый особый статус Чечни носит сугубо искусственный , рукотворный характер.

Привилегии, дарованные Чечне, многие представители этого народа воспринимают как акт капитуляции российских верхов, фактически выданный ими карт-бланш на безнаказанность (что зачастую соответствует действительности). Постоянное подчёркивание особого места и роли Чечни в системе Российского государства, откровенно вызывающее поведение её президента Р. Кадырова — всё это провоцирует чеченцев на проявление агрессии вне пределов республики.

Чеченцам открыто проповедуется идея их исключительности, они воспринимают себя фактическими победителями в недавней войне. Поэтому в отношении русских с их стороны действует хорошо известный принцип: горе побеждённым.

1.4.3. Экономика. Безработица в национальных республиках Северного Кавказа

Экономические особенности республик Северного Кавказа связаны со спецификой населяющих их народов.

Для северокавказских республик характерны крайне низкий по общероссийским меркам уровень урбанизации и, соответственно, высокая доля сельского населения (на январь 2010 года на Северном Кавказе она составляла 51,1%, в среднем по России — 26,9%). В Чечне доля сельского населения — 64,7%. В Дагестане и Карачаево-Черкесии численность сельских жителей продолжает расти (из-за высокой рождаемости и слабого оттока в города). Преобладание небольших малоэффективных частных хозяйств и неразвитая инфраструктура снижают производительность труда сельского населения Северного Кавказа (в пищевой отрасли она составляет всего 7% от общероссийского уровня). Часть сельских жителей Северного Кавказа, работающих в личных хозяйствах, тем не менее считаются безработными и регистрируются в качестве таковых.

Высокая удельная доля сельского населения соответствует низкому развитию промышленности на Северном Кавказе. Доля добывающей и обрабатывающей промышленности в структуре ВРП (валового регионального продукта) составляет от 4% до 17% (в среднем по России — 29%). Основной вклад в промышленное производство вносит добыча и переработка нефтепродуктов. Но по российским масштабам потенциал Северного Кавказа в этой области незначителен — доля выручки компаний СКФО в топливно-энергетической сфере составляет менее 1% от общероссийского уровня, добыча нефти и газа в регионах СКФО (преимущественно Чечне и Дагестане) по данным за 2009 г. составила соответственно всего 0,6% и 0,2% от добытого в целом по России. При этом многие имеющиеся скважины уже истощены, требуются существенные капиталовложения в поиск и разработку новых запасов нефти и газа на территории северокавказских республик.

Развитие сферы услуг в северокавказских республиках тормозится высоким уровнем террористической активности и целым рядом «этнокультурных особенностей». Пребывание туристов там связано с серьёзным риском, некоторой «страховкой» может лишь выступать наличие провожатого из числа уважаемых местных жителей. Пять горнолыжных комплексов, которые планируется построить на Северном Кавказе (с этой целью из федерального бюджета к 2020 г. будет выделено 450 млрд рублей) едва ли будут рентабельными и привлекательными для туристов из остальной России и из-за границы, особенно с учётом последних событий в Кабардино-Балкарии — убийство русских туристов и взрыв канатной дороги в Приэльбрусье. Продолжение государством инвестирования в развитие туризма на Северном Кавказе без решения проблемы безопасности наводит на мысли о неприкрытом «распиле» чиновниками государственных средств.

В качестве одной из основных причин социальной напряжённости на Северном Кавказе российское руководство указывает высокий уровень безработицы. В июле 2010 года Владимир Путин назвал безработицу главной проблемой Северного Кавказа. Действительно, согласно данным Министерства регионального развития за февраль 2011 г., в национальных республиках Северного Кавказа уровень регистрируемой безработицы (отношение численности безработных, зарегистрированных органами службы занятости, к численности экономически активного населения) выше, чем в среднем по России.

Если по России зарегистрированная безработица составляет 3,1%, то в Карачаево-Черкесии она равна 3,4%, в Дагестане — 3,8%, Северной Осетии — 4,5%, Кабардино-Балкарии — 5,7%. Но на фоне ситуации в других регионах эти цифры не представляются исключительными: так, в Вологодской и Ярославской областях зарегистрированная безработица составляет 4,2%, а в Республике Алтай — 4,4%, что, отметим, не подталкивает население этих территорий к террористической деятельности.

Исключительной статистика занятости выглядит лишь по Ингушетии и Чечне: там зарегистрированная безработица составляет 22,3% и 59,2% соответственно. Это в 7 и 19 раз больше, чем уровень безработицы по России! Чем можно объяснить эти феноменально высокие (не только по российским, но и по кавказским меркам) цифры?

Всё объясняется просто. Высокий уровень безработицы — это ещё один повод для республиканских властей требовать помощи федерального центра. Так, исключительно за счёт дотаций из федерального бюджета была реализована программа «Содействия занятости населения Республики Ингушетия на 2009-2010 годы» объёмом 1114,7 млн рублей. Но безработицу благодаря этой программе в Ингушетии, по словам президента Ингушетии Е. Евкурова, снизить не удалось — поэтому параллельно была запущена программа «Дополнительные меры по снижению напряжённости на рынке труда Республики Ингушетия» объёмом 406,5 млн рублей. Только 5% этих денег было выделено из бюджета Ингушетии, остальное — дотации из российского бюджета.

Масштабы этой финансовой помощи беспрецедентны. Например, из федерального бюджета на трёхлетнюю программу «Содействие занятости населения Вологодской области на 2009-2011 годы» выделено всего 674 млн рублей, то есть почти в три раза меньше, чем выделено за два года Ингушетии. При этом население Ингушетии в 2,3 раза меньше населения Вологодской области.

Как тратятся деньги, выделяемые Ингушетии и Чечне на создание новых рабочих мест, и как тесно связаны владельцы предприятий, осваивающих средства целевых программ по содействию занятости, с местными силовиками и чиновниками, никто не может проконтролировать. Однако в условиях тотальной коррупции и клановости местного общества эти средства являются важным источником дохода для местных элит, которые заинтересованы в искусственном накручивании статистики безработицы. Например, в Чечне действуют мобильные подразделения Службы занятости, которые на автобусах перемещаются по территории республики, что позволяет поставить на учёт по безработице даже жителей отдалённых горных сёл.

Между тем значительная часть населения Ингушетии и Чечни занята в аграрном секторе и работает на собственных земельных

участках, реализует сельхозпродукцию собственного производства, подрабатывает частным извозом. Трудовая книжка у этой категории населения нигде не лежит, в качестве индивидуальных предпринимателей они не регистрируются, чтобы не платить налогов. Эта категория граждан и составляет значительную часть мнимых «безработных». Официальная регистрация в качестве таковых позволяет им получать пособие по безработице: по данным республиканской Службы занятости Ингушетии за ноябрь 2010 г., пособие получали более 60% зарегистрированных безработных. В Чечне, кроме того, регистрация в качестве безработного даёт право претендовать на единовременную помощь в размере 50 тысяч рублей. Даже министр финансов Чечни Эли Исаев в декабре 2009 г. с удивлением отметил, что за три года (считая с 2006), несмотря на масштабное строительство и открытие новых предприятий, численность безработных в республике практически не снизилась. Разумеется, она не будет снижаться и дальше: ведь и местному населению, и республиканским властям выгодно искусственно завышать уровень безработицы, что, вкупе с террористической активностью населения, позволяет шантажировать федеральный центр и требовать выделения всё новых средств. Кроме этого надо учитывать, что безработица порой является проявлением традиционной у некоторых северокавказских народов «антитрудовй этики», когда труд на земле или заводе считается недостойным для мужчины занятием. Достойным считается только то, что связано с войной или её производным (охранники, милиция, сторожа): «Настоящий мужчина не берёт в руки мотыгу, он приводит из набега раба, который мотыжит его поле».

Такая этика существовала и в царское, и в советское время: многие чеченцы принципиально не работали даже на приусадебном участке, они жили в нищете только за счёт труда жён.

1.4.4. Дотирование национальных республик, социальные льготы

Выступая на межрегиональной конференции партии «Единая Россия» на тему «Стратегия социально-экономического развития Северного Кавказа. Программа на 2010-2012 годы», премьер В. Путин озвучил следующие данные: «За последние десять лет федеральный бюджет вложил в развитие Северного Кавказа 800 млрд руб., причём если в 2000 г. речь шла о 15 млрд рублей, то сейчас в виде дотаций и иных межбюджетных трансфертов в региональные бюджеты поступает порядка 180 млрд руб. ежегодно». «Рост — в 12 раз, — заявил глава Правительства РФ. — Как видите, средства и усилия, которые мы вкладываем в Северный Кавказ, действительно большие».

Действительно, большие. На Кавказе нет ни одного субъекта Федерации, который получал бы из центра менее половины своего бюджета (в официальных документах дотации именуют безвозмездными поступлениями). Даже в Адыгее, которая является анклавом внутри Краснодарского края и значительно удалена от взрывоопасных районов Кавказа, доля безвозмездных поступлений в последние годы колебалась от 50 до 60% бюджета. В Кабардино-Балкарии этот показатель варьировался от 65 до 73%, в Карачаево-Черкесии — от 63 до 72, в Ингушетии — от 82 до 90, в Дагестане — от 75 до 80, в Северной Осетии — от 63 до 70, в Чечне — от 87 до 92% республиканской казны.

В денежном выражении размер безвозмездных поступлений в Чечне достигал 23 млрд рублей в год. Безусловно, эта республика больше всех пострадала от военных конфликтов в девяностые годы. Но субъект Федерации, в котором добывается несколько миллионов баррелей нефти ежегодно (это было при цене более $100 за баррель), уже по одной этой причине не может получать в виде подношений 90% бюджета. И при этом требовать ещё.

Напомним, что по состоянию на первое полугодие 2010 г. государственная дотация только Чечне составляла 95%. Иными словами: каждый гражданин Чечни живёт на 100 рублей, а зарабатывает 5 рублей. Остальные 95 рублей он забирает у русских регионов.

С 2010 года запущена федеральная целевая программа по Ингушетии. Объём финансирования, необходимый для реализации программы «Социально-экономическое развитие Республики Ингушетия на 2010-2016 годы», составит 32,2 млрд рублей, в том числе за счёт средств федерального бюджета — 29 млрд рублей и за счёт средств бюджета Ингушетии — 3,2 млрд рублей.

Федеральный бюджет на 2011 год, статья: «Распределение дотаций на выравнивание (!) бюджетной обеспеченности регионов».

Слово «выравнивание» здесь употреблено, похоже, cum grano salis — мы видим, что одни регионы намного «равнее» других. По этой статье Дагестан (население 2 711 000 человек) получит 31 млрд рублей, Ингушетия (532 000 человек) — 7 млрд, Чечня (1 267 000 человек) — 13,2 млрд.

Соседние с ними Краснодарский край (5 124 000 человек) — 8 млрд, Ставропольский край (2 711 000 человек) — 8,8 млрд.

«Распределение дотаций на поддержку мер по обеспечению сбалансированности бюджетов».

Чечня «на поддержку по обеспечению» получит 20 млрд рублей, Краснодарский и Ставропольский края — 0,35 млрд (350 млн рублей).

Всего же бюджет Чечни 56,8 млрд рублей, в том числе безвозмездно из федерального бюджета — 52 млрд. Бюджет Ставропольского края — 52,5 млрд, причём из федерального бюджета — менее 10 млрд.

В 2008 году расходы бюджета Чечни составляли 30,8 млрд рублей, а в 2010 году — почти в два раза больше.

Последнее время российская власть большое внимание уделяет проблемам кавказской молодёжи. В качестве решения этих проблем предлагается усилить приём выходцев с Северного Кавказа в учебные заведения других регионов. Так, 19 мая 2010 г. на заседании Совета по развитию гражданского общества и правам человека, которое проводил Президент Дмитрий Медведев, Асланбек Паскачев, председатель Российского конгресса народов Кавказа, поставил вопрос о «необходимости массового направления молодёжи (кавказской) на учёбу в вузы, техникумы, ПТУ в российские регионы».

Однако низкий уровень образования в северокавказских республиках зачастую не позволяет кавказской молодёжи поступать в российские вузы на общих основаниях. Чтобы обойти это препятствие, была разработана система целевого приёма, в рамках которой для абитуриентов с Северного Кавказа выделяются бюджетные места в вузах. Кавказская молодёжь может поступать на эти места, минуя вступительные экзамены, которые сдают все остальные. Предполагается, что эти места предназначены для талантливой молодёжи, однако как раз для неё не составляет проблемы сдать экзамены наравне со всеми. Поэтому целевой приём в реальности предназначен для тех, кого выдвинут на льготные места чиновники кавказских республик, которые и формируют соответствующие списки, исходя из собственных предпочтений.

Например, в 2008 году свыше 70 российских вузов (в числе которых были МГУ, МГИМО, Институт нефти и газа им. Губкина) предоставили выпускникам общеобразовательных школ Ингушетии 470 целевых учебных мест. В 2009 г. согласно Приказу Рособразова-ния № 566 Чечне выделили 400 целевых мест, причём в основном по престижным специальностям, таким как юриспруденция, финансы и кредит. Российское руководство сознательно поощряет эту практику. Так, 6 июля 2010 г. в Кисловодске премьер-министр Владимир Путин заявил, что в рамках целевого приёма для абитуриентов Северного Кавказа будет дополнительно выделено 1300 мест, так как, по его словам, «талантливые юноши и девушки Северного Кавказа должны иметь возможность получать образование и в ведущих отечественных вузах на всей территории России».

На самом деле кавказские «целевики» зачастую демонстрируют низкий уровень знаний и неспособность адаптироваться к условиям жизни за пределами своих республик. «Целевики», объединяясь с другими кавказскими студентами, многие из которых поступают в вузы, используя коррупционные схемы, провоцируют конфликты как с местными жителями, так и со студентами других национальностей. Особенно эта проблема актуальна для регионов, смежных с северокавказскими республиками. Поэтому на акции протеста в Ростове-на-Дону в связи с убийством русского студента Максима Сычёва студентами из Ингушетии звучали требования отмены целевого приёма. По данным журнала «Эксперт», в 2010 году в Ростове-на-Дону из 95 тысяч студентов дневного отделения 7,5 тысячи составляли приезжие из республик Северного Кавказа, в том числе 1,2 тысячи человек учатся по целевой квоте.

Проблемы, связанные с квотами для северокавказских республик, были очевидны и ранее. Так, в 2004 году заместитель руководителя Федерального агентства по образованию Евгений Бутко указывал на сложности с целевым приёмом: «российские вузы стремятся любым путем отделаться от абитуриентов с «неудобной» северокавказской пропиской», понимая, какой это контингент. Тем не менее, несмотря на массовые протесты, руководство России продолжает предоставлять преференции кавказской молодёжи.

Отдельного внимания заслуживают результаты ЕГЭ в республиках Северного Кавказа. Благодаря повышенным баллам, которые обеспечиваются снисходительностью и коррупционностью местных чиновников, покровительствующих представителям своих народностей, малообразованная кавказская молодёжь получает возможность поступать в российские вузы, что провоцирует там дополнительные конфликты. Так, по количеству получивших 100 баллов за ЕГЭ по русскому языку в 2010 году Дагестан оказался на третьем месте по России. Всего в Дагестане 100 баллов по русскому языку получили 54 человека (экзамен сдавали 27 тысяч выпускников), в то время как, например, в Санкт-Петербурге высший балл по русскому получило всего 29 человек (при том, что сдавали ЕГЭ там 34 тысячи школьников). Конечно, из этого можно сделать вывод, что в Дагестане, где проживает менее 5% русских, знатоков русского языка почти в два раза больше, чем в культурной столице России, но в это сложно поверить.

30 ноября 2010 года в своем Послании Федеральному Собранию Президент Дмитрий Медведев заявил о возможности выдачи земельных участков за рождение третьего ребёнка. Чеченцы, ингуши и большая часть представителей других народов Северного Кавказа живут давно уже не в саклях и не в мазанках, а в добротных многокомнатных коттеджах8.

Пример: транспортный налог

Рассмотрим в качестве примера размер ставок транспортного налога по субъектам РФ. Возьмём автомобиль в 215 л.с. и сумму транспортного налога к уплате в 2011 году, распределённую по регионам.

95. Чечня, Республика — 1505 руб.

05. Дагестан, Республика — 1720 руб.

06. Ингушетия, Республика — 3225 руб.

77, 99, 97. Москва, город — 12 900 руб. 50, 90. Московская область — 13 975 руб.

78, 98. Санкт-Петербург, город — 16 125 руб.

А вот глубинка:

25. Приморский край — 16 125 руб. 64. Саратовская область — 16 125 руб. 42. Кемеровская область — 16 125 руб. 52. Нижегородская область — 16 125 руб. 39. Калининградская область — 16 125 руб. 36. Воронежская область — 16 125 руб.

Это означает: если ты чеченец, то тебе пригоняют (возможно, угнанный в Москве) Porsche Cayenne 2009 года, государство в лице сотрудника ГИБДД регистрирует такой авто, а бонусом к этому всему прилагается (доподлинно) пожизненная «субсидия» по транспортному налогу. Справочно: топовая версия Porsche Cayenne 4.8 Turbo AT имеет ровно 500 л.с. и транспортный налог для такого авто в регионе 05 составляет 5000 руб., а в регионе 78 — 75 000 руб.

Заметим также, что лидерами среди региональных потенциальных покупателей квартир в 2010 году только в Москве стали жители Чечни, Дагестана, Карачаево-Черкесии и Ингушетии. На их долю пришлось более 24 процентов обращений к различным базам недвижимости. Наибольшим спросом среди выходцев этих республик пользуются двух- и трёхкомнатные квартиры эконом-класса и бизнес-класса стоимостью от 7 до 15 миллионов рублей и площадью от 47 до 110 квадратных метров. Откуда у «бедных» жителей северокавказских дотационных регионов деньги на московскую недвижимость? Говоря о дотациях и социальных выплатах, не будем забывать о специфике социальной организации дотируемых республик, проще говоря — о тотальной коррумпированности местных чиновников. Структура распределения средств, мягко говоря, непрозрачна. Значит, есть вероятность, что существенная часть этих средств не доходит до тех, кому они предназначены, а растаскивается, распихивается по коррупционным карманам.

Обобщая, можно констатировать: технология «лояльность в обмен на деньги» становится всё более затратной. И эти затраты целиком покрываются из карманов русского населения. Сверкающие огнями проспекты Грозного строятся за счёт упадка и деградации городов Центральной России, состояние ЖКХ которых уже приближается к критическому. При этом сама лояльность северокавказских кланов становится всё более эфемерной, фактически взимаемые ими дотации и льготы обрели характер дани, взимаемой завоевателями с завоёванной территории.

Приведённые факты свидетельствуют не только о национально-региональной асимметрии и несправедливости в распределении федеральных дотаций, но и о неэффективности дотационной политики. Получаемые на безвозмездной основе дотации не приводят к улучшению социально-экономической обстановки на Северном Кавказе, наоборот, они развращают местные элиты и консервируют социальные пороки и проблемы региона.

1.4.5. Терроризм на Северном Кавказе; радикальный исламизм

Одно из наиболее мрачных «достижений» последнего двадцатилетия на Кавказе — лавинообразная эскалация терроризма со стороны радикальных военно-политических группировок.

Попустительство центральной власти создало благоприятную среду для агрессивной экспансии в Россию наиболее одиозных и склонных к насилию исламских течений. Традиционный российский ислам вытесняется ваххабитскими новациями, ставящими во главу угла «борьбу с неверными». Причём «неверными» оказываются как русские, так и мусульмане, не исповедующие радикализм.

Президент РФ Д. Медведев приводит такую статистику: в 2009 году в регионе было совершено 544 преступления террористического характера. На жизнь сотрудников правоохранительных органов было совершено более 750 покушений. «235 сотрудников погибли, 686 получили ранения. За последние 12 лет погибло 20 мусульманских священнослужителей, шесть получили ранения. Кроме того, за 2008-2010 гг. убито более 10 известных журналистов и правозащитников», — сказал Медведев.

Все они становятся жертвами варварских терактов, вынуждающих русское население покидать свои дома, уезжая в центральные регионы (также становящиеся всё менее спокойными), а местных жителей — под угрозой насилия поддерживать террористов.

Важно отметить, что террористы финансируются во многом за счёт российских налогоплательщиков. Версия, что для них собирает средства некая «мировая исламская умма», не выдерживает проверки фактами. Специальный представитель Президента РФ по вопросам международного сотрудничества в борьбе с терроризмом и транснациональной преступностью Анатолий Софронов ещё в 2006 году сообщил, что если ранее зарубежная помощь северокавказским сепаратистам исчислялась миллионами долларов, то «сегодня это уже тысячи, в лучшем случае — десятки тысяч». Значит, эти деньги сепаратисты находят в России, щедро дотирующей регион.

Немалую социальную проблему представляют собой и террористические кампании, проводимые кавказскими экстремистами на просторах России. Это не ошибка — именно «социальную», потому что этот террор носит весьма необычный, избирательный характер. Если на Северном Кавказе не редкость террористические акты против войск и представителей органов правопорядка, то в России они совершаются исключительно против населения. Фактически единственный погибший при теракте в Москве представитель органов правопорядка — специалист-взрывник, подорвавшийся при обезвреживании пояса шахида (точнее — шахидки, Заремы Мужихоевой) в 2004 году. Объектами терактов были театр, стадион, городской транспорт, уличные переходы, жилые дома, но никак не муниципальные и государственные учреждения; жертвами стали обыватели, не чиновники и не военнослужащие.

Восточный Кавказ, и главным образом Дагестан, охвачен самой настоящей войной. То, о чём ещё не так давно писали одни лишь журналисты и говорили эксперты, теперь вынуждены признавать уже и официальные лица страны. Так, глава Следственного комитета при Прокуратуре РФ Александр Бастрыкин 9 октября 2010 г. в интервью радиостанции «Эхо Москвы» откровенно заявил: «К сожалению, на Северном Кавказе, в Дагестане, идёт едва ли не война». Последние события в Кабардино-Балкарии (расстрел туристов, минирование канатной дороги, атака на Нальчик) существенно расширяют географию «войны».

Последняя пока носит диверсионно-партизанский характер. Но её масштабы, количество жертв и ожесточение с обеих сторон за последние два-три года только лишь возрастают. Несмотря на то что официальные лица РФ рапортуют об успехах в деле борьбы с террором (в частности, главнокомандующий Внутренними войсками Н. Рогожкин озвучил цифру в 300 боевиков, уничтоженных на Кавказе бойцами Внутренних войск в 2010 г.), реальное положение дел в регионе весьма плачевно.

Образно говоря, проблема не в том, что было уничтожено триста боевиков, а в том, что на их место уже наверняка пришло как минимум столько же. И процесс пополнения рядов бандподполья, несущего серьёзные потери в живой силе, ни официальным властям, ни правоохранительным органам остановить не удаётся.

1.4.6. Русские в национальных республиках

Среди проблем Северного Кавказа одна из наиболее острых — вопрос дискриминации «нетитульных» национальностей в национальных республиках, в первую очередь — русских.

За последние несколько лет перед российскими властями серьёзно встала проблема исхода русских с Кавказа. Учитывая, что основную массу квалифицированных рабочих и технической интеллигенции в северокавказских республиках ещё в советское время составляли этнические русские, становится очевидным упадок промышленности в данном регионе. Те специалисты, которые обеспечивали бесперебойное существование промышленной инфраструктуры Северного Кавказа, были вынуждены покинуть регион, что незамедлительно вызвало коллапс многих предприятий. Активное уменьшение доли русского населения способствовало установлению в ряде северокавказских республик в начале 90-х полуфеодальных, шовинистических обществ, что, в свою очередь, является причиной многих системных проблем (чеченские войны, этническая преступность и так далее).

Если ознакомиться со статистическими данными, то становится понятно, что исход был поистине катастрофой для живших на Северном Кавказе русских.

Карачаево-Черкесия: с 1997 по 2002 год республику покинули более 20 тысяч человек.

Кабардино-Балкария: за тот же период — более 30 тысяч.

Ингушетия: русских осталось около 1% населения.

Дагестан: с 12% русских в начале 90-х до 4% в начале 2000-х.

Из Чечни за 15 лет было выдавлено порядка 300-400 тысяч человек (основная масса из которых — русские).

Основополагающий момент при рассмотрении положения русского населения национальных республик Северного Кавказа в современной России — это факт дискриминации русских в Чечне. Безусловно, пример Чечни является особенно показательным в силу ряда объективных причин, но логика и принцип процессов в соседних северокавказских республиках практически идентичны.

Пик притеснений, которые некоторые исследователи прямо называют «геноцидом» или «этноцидом», пришёлся на период существования «Чеченской Республики Ичкерия» и, соответственно, на обе чеченские войны. К сожалению, точные данные привести практически невозможно, так как никакой статистики по данной проблеме в те годы не велось. Единственное, на что можно опираться, это те цифры, которые изредка озвучивались официальными лицами. В 2002 году Путин во время прямого эфира заявил, что в результате этнических чисток в Чечне погибло до 30 тысяч человек, «а возможно, и больше». Министерство по делам национальностей РФ публиковало официальную статистику, согласно которой с 1991 года в Чечне было убито более 21 тысячи русских (не считая погибших в ходе боевых действий). У русского населения было изъято более 100 тысяч домов и квартир, а более 46 тысяч человек (представители различных нечеченских этносов) были превращены в рабов. Процесс вытеснения русского населения из республик СК начался ещё на закате Советского Союза — так, в 1988 году только из Грозного бежало более 8 тысяч человек, в 1989 г. — 19 тысяч, а в 1990 г. — уже более 60 тысяч. И это статистика только по этнически русскому населению. Гонениям подвергались и другие некоренные этносы — греки, украинцы, белорусы, армяне, представители нетитульных северокавказских народностей.

В 1992-1994 годах республику покинуло примерно 300 тысяч человек. Начало массовому исходу русских положило принятие 10 января 1992 года положения «О перерегистрации иноязычного населения». Согласно данному документу, все представители нечеченских этносов были обязаны пройти перерегистрацию, тех, кто не успел этого сделать, объявили террористами. Все эти действия привели к тому, что численность русского населения в той же Чечне к середине 2000-х годов была практически равна численности федерального военного контингента (около 40 тысяч человек).

Процесс этнической чистки сопровождался радикальной вспышкой бытовой ксенофобии со стороны чеченского населения — счёт изнасилованиям, избиениям и ограблениям идёт на сотни тысяч. Практически каждая русская семья, оставшаяся в Чечне после 1991 года, испытала на себе агрессию чеченских молодчиков. Этот процесс нельзя списать на слабость чеченских властей либо на бытовой уровень конфликта — правительством ЧРИ было официально принято решение о прекращении социальных выплат (пенсий, пособий) нечеченцам. Русским официально запрещалось иметь огнестрельное, даже охотничье, оружие. То есть правительство Чеченской Республики официально вело дискриминационную по национальному признаку политику в отношении русского населения. Достаточно вспомнить, что в 1990-е годы, во время президентства Джохара Дудаева, при въезде в Грозный была выложена ставшая знаменитой надпись: «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы и проститутки».

На таком фоне притеснения русских в других республиках СК кажутся более редкими и скорее исключением из правил. Но это не совсем верно — практическ