Бывший гендиректор российского телеканала НТВ, а теперь — ведущий украинского ток-шоу «Большая политика» Евгений Киселёв встретил журналиста РИА «Новый Регион» в своем кабинете в центре Киева. Через панорамные окна открывался вид на площадь Победы, купол цирка, так похожий на купол Верховной Рады, и закатное небо.

Был вечер четверга, до эфира оставались сутки, и потому телефон Евгения Алексеевича постоянно звонил, а помощницы заносили ему какие-то документы. Господин Киселев выглядел уставшим, но терпеливо отвечал на все вопросы читателей агентства, попивая свежезаваренный чай.

«Новый Регион»: Евгений Алексеевич, вопросов очень много, а времени у нас всего час. Потому мы объединили те, которые повторяются, систематизировали — так сможем сэкономить время.

Сразу несколько человек спрашивают, почему вы приглашаете к себе в передачу представителей антироссийских, антирусских сил — Тягнибока, Фарион и других? И, в то же время, очень редко бывают представители антифашистских сил.

Евгений Киселёв: А антифашистские — это кто?

«НР»: К сожалению, в тексте вопроса нет никаких указаний.

Е.К.: Вот для меня это тоже не совсем понятно, кто такие сегодня в Украине антифашисты, и есть ли они вообще. Потому что некоторые деятели, выступающие, скажем так, с пророссийских позиций, которые громче всех атакуют тех же «свободовцев» или «нациков» (как их здесь часто называют), на мой взгляд, сами в действительности грешат фашистскими или нацистскими наклонностями.

А если серьезно — да нет, мы приглашаем и тех, и других. Приходит ко мне тот же Корнилов, например, — на мой вкус, человек не менее одиозный, нежели Тягнибок или Фарион. Я имею в виду Владимира Корнилова, директора филиала российского Института стран СНГ, действующего на территории Украины.

«НР»: Анна из Симферополя спрашивает: «мы понимаем, что гостей вам спускают сверху. Неужели средства массовой информации совсем превратились в средства массовой манипуляции?».

Е.К.: Если бы мне гостей спускали сверху, то я бы здесь не работал. Есть вещи, которые для меня недопустимы.

Меня могут только попросить представители тех или иных политических сил, как во власти, так и в оппозиции, кого-то пригласить. И я никогда не откажусь пригласить того или иного человека, если это совпадает с текущей повесткой дня.

Есть железное правило: информационный повод. Когда есть информационный повод, то я приглашаю человека. Если нет информационного повода, я человека не приглашаю. Вот и все.

Когда, условно говоря, Генпрокуратура на слуху, скажем, возбуждаются громкие резонансные уголовные дела с очевидным политическим подтекстом, конечно, я буду стремиться приглашать кого-то из Генпрокуратуры.

Как пример, когда МВД объявляет о том, что раскрыто преступление какое-нибудь громкое резонансное, вроде взрыва в Макеевке, разумеется, я приглашу кого-то из МВД и, скорее всего, министра, если министр согласится.

Я понимаю подтекст вашего вопроса: почему редко бывают в качестве главных героев передачи представители оппозиции и часто — представители власти. Понимаете, это удел представителей власти, потому что они у руля, они принимают решения, они гораздо чаще бывают ньюсмейкерами, нежели лидеры разных оппозиционных сил. Особенно таких оппозиционных сил, какие мы сейчас имеем в Украине.

К сожалению, один из итогов первого политического года после выборов состоит в том, что оппозиция, кроме пустопорожних разговоров, ничего обществу предъявить не может. Увы. Это, на самом деле, меня чрезвычайно огорчает, потому что я бы хотел, чтобы в Украине была сильная оппозиция.

«НР»: Святослав Компаниец из Симферополя спрашивает: «Евгений Алексеевич, когда вы работали на НТВ, вы любили упоминать крымских сепаратистов. А вот если бы Хрущев подарил Украине одну из русских столиц, то вы бы называли питерцев и москвичей тоже сепаратистами?».

Е.К.: Знаете, это — вопрос из области политической научной фантастики. Ни Хрущев, ни Брежнев, ни Андропов, ни даже Путин никогда бы никому не подарили ни Москву, ни Санкт-Петербург.

Понимаете, есть принцип нерушимости границ. Россия признает Украину в ее нынешних границах. И признавала Украину в ее нынешних границах, в том числе и 20 лет назад, когда распался Советский Союз. Крым является, нравится мне это или нет, частью территории Украины, вне зависимости от того, какова ее предыдущая история. Следовательно, те, кто выступает за отделение Крыма от Украины, являются по определению сепаратистами.

Да, Крым 170 лет принадлежал России. С 1783 до 1954 года. Но с тех пор прошло почти 60 лет. Если мы будем предъявлять аргументы исторического плана, то мы, Бог его знает, до чего договоримся.

Тогда, значит, датчане будут требовать, чтобы немцы вернули им огромную территорию Шлезвиг-Гольштейн, которая когда-то была под датской короной. Англичане сейчас скажут: а ну-ка, ребята, вот 13 штатов США — так называемая Новая Англия, те самые колонии, которые тоже полтора с лишним века были частью британской империи, а потом провозгласили независимость от Лондона в 1776 году — а ну-ка давайте обратно в состав Великобритании.

Да, я понимаю, что 1954-й год гораздо ближе к сегодняшнему дню, но тоже уже, повторяю, больше полувека прошло — три поколения выросло.

И потом, к вопросу о терминах. Знаете, нам бы надо начать привыкать к тому, что некоторые термины, которые советская пропаганда использовала как ругательные, и которые многие люди продолжают так воспринимать, на самом деле не несут априори негативной оценки. На Западе такие слова, как «режим», «шпион», «сепаратист» являются стилистически нейтральными, просто констатирующими факт. Выступаешь за отделение какой-то территории — значит, сепаратист.

Кстати, помню, был такой случай, когда российский президент Путин однажды разобиделся, стал досадовать, мол, почему его в западной прессе называют «бывшим агентом КГБ»? Мол, я был не каким-то там информатором завербованным, чуть ли не стукачом, а кадровым офицером. А на самом деле по-английски «KGB agent» означает ровно это: «сотрудник КГБ» (в смысле кадровый), а то, что у нас называется словом «агент», на язык английских и американских спецслужб переводится как «asset» — просто Путину, видно, клали на стол материалы иностранной прессы в скверном переводе.

Мне самому что-то может не нравиться на карте сегодняшнего мира (я не имею в виду конкретно Крым). Но, как только мы начинаем подвергать сомнению принцип нерушимости границ, так сразу мы становимся на очень скользкую дорожку, которая нас Бог знает куда заведет.

«НР»: Очень много вопросов такого рода: «почему Вы не приглашаете в передачу того политика или сего политика?». Например, мэра Алупки просят пригласить, или Петра Симоненко из Компартии. Что Вы на такие вопросы можете ответить?

Е.К.: Приглашение или неприглашение тех или иных политиков — это, с одной стороны, невидимые миру слезы редакции нашей программы, а, с другой стороны, опять-таки невидимая миру игра самих политиков.

У политиков бывают ситуации, когда им невыгодно выходить в публичную плоскость. Невыгодно выходить на экран, отвечать на вопросы журналистов, экспертов, других политиков. Иногда им выгодно взять паузу.

У политиков есть и амбиции. Например, многие политики неохотно соглашаются участвовать в круглых столах — знаете, когда он не главный герой, а один из многих. Это касается, например, Петра Николаевича Симоненко.

Я был искренне удивлен, что он согласился принять участие в моей программе после того, как президент обратился с очередным ежегодным посланием к Верховной Раде.

Вот мы пригласили представителей всех политических сил, и я, честно говоря, ожидал, что, как это неоднократно бывало в прошлом, Симоненко делегирует кого-то из своих заместителей или из депутатов Верховной Рады от Компартии Украины… Пришел сам! И, кстати, в эфире искренне говорил: «а что ж вы меня не приглашаете?!». Я говорю: «ну, Петр Николаевич, мы Вас приглашали столько раз…».

Нежелание идти по тактическим соображениям — очень часто причина того, что кого-то нет у меня в программе. Очень часто человек не соглашается, еще и потому, что не хочет быть одним из многих, а хочет быть главным героем.

В украинской аудитории есть любимчики, и есть люди, которые не очень пользуются популярностью. Я понимаю, что на Тимошенко, или на Черновецкого, или на Шуфрича народ будет, что называется, валом валить. Но проблема в том, что события надо обсуждать с ньюсмейкерами. И, к сожалению для зрителя, я обсуждаю эти события с людьми, которые порой не обладают, если угодно, талантами ярких спикеров. Если бы дело шло только о популярности передачи, о рейтинге, о доле аудитории, то я, конечно, звал бы то Тимошенко, то Черновецкого. Но это несерьезно, потому что есть другие участники большой украинской политики. Даже если иногда они не очень красноречивы, даже порой косноязычны, а изредка откровенно многословны и занудны.
«НР»: Есть два вопроса из Приднестровья, они оба о том, каким Вы видите разрешение Приднестровского конфликта. Есть ли у Вас по этому свое мнение, и какое?

Е.К.: Вы знаете, я не специалист по Приднестровским проблемам. И поостергся бы давать оценку текущих событий в этом регионе — тут тот самый случай, когда журналисту, как врачу, стоит исходить из заповеди «Не навреди».

Но в долгосрочном историчеком плане могу высказать свою гипотезу. Смотрите, есть Турецкая Республика Северного Кипра. Примерно треть территории острова, где компактно проживало турецкое население, и где во время греко-турецкого конфликта 1974 года высадились турецкие войска, при помощи которых турки-киприоты создали свое государство. Турецкие войска потом ушли, конфликт был погашен, но фактическое разделение Кипра на два государства — греческое и турецкое — осталось. Там сейчас буферная зона между ними, т.н. «зеленая линия», и вдоль нее войска ООН стоят. Турецкую Республику Северного Кипра, провозгласившую независимость аж еще в 1983 году, официально никто не признает, кроме Турции. Но вам любой западный дипломат скажет в строго неофициальной беседе — мол, мы (США, Великобритания, Франция и т.д.) независимость Северного Кипра не признаем и долго еще не признаем, но эта ситуация уже необратимая. Мы исходим из того, что Турецкая Республика никогда не вернется обратно в состав Кипра, так и останется самостоятельным непризнанным государством и, глядишь, пройдет еще 50 или 100 лет, и эта ситуация, наконец, станет признанной официально.

Похожая ситуация между Арменией и Азербайджаном по поводу Нагорного Карабаха, похожая ситуация и с Тайванем. Китай не признает его независимость, хотя это давно уже другая страна, и большинство государств мира, формально соглашаясь с Пекином и не устанавливая официальных дипломатических отношений с Тайбеем, потихоньку поддерживают с ним отношения через неофициальные посольства, замаскированные под всевозможные «бюро по связям» или торговые представительства.

Или, например, посмотрите на ситуацию с Иерусалимом. Это давно уже огромный еврейский город, который растет и развивается, со всех сторон обступает маленький старый арабский Восточный Иерусалим, который был отторгнут от остального города в результате первой арабо-израильтской войны 1948-1949 годов, перешел под контроль Иордании и был присоединен обратно после победы Израиля над арабами в «шестидневной» войне 1967 года. Израиль никогда не согласится на то, что бы Иерусалим имел какой-либо другой статус, кроме как столицы Израиля, хотя мало кто в мире это признает — большинство иностранных посольств так и находятся в Тель-Авиве. Палестинцы в свою очередь никогда не откажутся от намерения сделать Восточный Иерусалим своей столицей, да и этот маленький арабский анклав внутри теперь уже огромного еврейского города так и останется арабским — Израиль давно уже не предпринимает никаких попыток размыть границы арабских кварталов, интегрировать их в состав остального города. Эта ситуация может сохраняться еще многие десятилетия, если не века.

Я не являюсь ни сотрудником МИДа, ни дипломатом, поэтому могу говорить об этом спокойно. Но я не исключаю, что ситуация в Приднестровье будет развиваться по какой-то такой модели. Официального признания не будет еще на протяжении очень долгого времени, но международное сообщество позволит Приднестровью де-факто оставаться самостоятельным. А вот частью России, Украины или Молдавии оно вряд ли когда-нибудь станет.

«НР»: Спрашивают о Вашем личном отношении к некоторым политикам, например, к Олегу Тягнибоку и к Леониду Грачу.

Е.К.: Вы знаете, с Леонидом Грачом я едва знаком, хотя он несколько раз участвовал в программе «Большая политика», как правило, телемостом из Крыма. Чувствую, что это сильный человек со сложным жестким характером, с несгибаемыми убеждениями и принципами, которыми он не может поступиться. Такие люди вызывают определенное уважение, хотя нередко они обречены на то, что бы оставаться в политике проигравшими, потому что политика — искусство возможного, искусство компромисса, лавирования.

В политике не бывает друзей и врагов, а бывают интересы, поэтому сегодня он тебе друг, а завтра — враг. И, наоборот, в политике очень часто побеждают те, кто идет на совершенно неожиданные альянсы с, казалось бы, непримиримыми идеологическими противниками. Идеологизированность излишняя в политике подчас вредит конечному успеху.

Тягнибок… Я его не настолько хорошо знаю, опять-таки, чтобы давать развернутый комментарий, но это, нравится нам или нет, явление сегодняшней политической общественной жизни. Те, кто считают, что это — искусственно раздутая фигура, ошибаются. Потому что в политике не бывает так, чтобы появлялся мало-мальски приметный политический деятель, тем более лидер, у которого нет хотя бы минимальной поддержки в общественном мнении.

Есть сторонники теории заговора, которые объясняют все исключительно интригами хитроумных политических технологов. Мол, сидит кто-то на улице Банковой с насосом и пытается надуть фигуру Тягнибока и противопоставить его Тимошенко, отобрать у Тимошенко часть голосов на части территории Украины, прежде всего, на Западе — во Львовской, Ивано-Франковской, Тернопольской областях.

Это очень наивные представления, потому что невозможно никакими политтехнологическими ухищрениями заставить такое количество граждан идти и голосовать за «Свободу», как это было, например, на последних местных выборах.

С другой стороны, слышал я вот эти разговоры о хитроумных специалистах по промыванию мозгов, которые якобы они хотят заменить Тимошенко в качестве главного лидера оппозиции кем-нибудь еще, потому что Януковичу на выборах 2015 года будет легче бороться на выборах с кем-то другим.

Я вам так отвечу: я не знаю ни одного серьезного политтехнолога в Украине, который взялся бы вывести Тягнибока во второй тур — это раз. Во-вторых, я думаю, что на сегодняшний день Тимошенко — самый удобный для Януковича спарринг-партнер.

Думаю, что ситуация, когда во второй тур выходят в 2015 году Янукович и Тигипко, или Янукович и Яценюк, или кто-то еще из политиков молодого поколения, — она гораздо сложнее, чем привычная ситуация противостояния Янукович-Тимошенко.

У Юлии Владимировны жесткий отрицательный рейтинг (я в данном случае не вкладываю никакого негативного значения в этот термин). Стабильные 70% опрошенных говорят: «кто угодно, только не Тимошенко». Они не готовы за нее голосовать ни при каких обстоятельствах.

У Януковича отрицательный рейтинг меньше. Поэтому, если не случится что-то невероятное, если не произойдет в украинской политике никаких непредвиденных изменений, катаклизмов, то планировщики предвыборной кампании президента ни Тягнибока, ни Яценюка, ни Тигипко не предпочтут видеть противником Януковича в 2015 году. Другое дело, что их возможности не безграничны, хоть и очень велики.

«НР»: Когда Вы вернетесь в Россию? Согласились бы Вы возглавить российский федеральный канал, если бы Вам предложили? Считаете ли Вы себя оппозиционером российским?

Е.К.: Считаю ли я себя оппозиционером? Нет — я не занимаюсь политической деятельностью.

Меня такие мысли посещали, и я даже лет 8 тому назад некоторое время принимал участие в работе так называемого «Комитета-2008» — такого общественно-политического объединения, которое пыталось поспособствовать возникновению объединенной партии демократической оппозиции. Члены этого объединения наивно, как выяснилось, пытались выступить своего рода посредниками между различными деятелями российской демократической оппозиции с целью сподвигнуть их к объединению.

Это ничем не кончилось, а я со своей стороны подумал, что все-таки не журналистское это дело. Чем дальше, тем больше я убеждаюсь в том, что журналист — он все-таки исследователь. Он наблюдает со стороны за тем, что происходит в политическом мире. Политики для нас — объекты исследования. Рыбки в аквариуме. Мы за ними наблюдаем, и в идеале мы вообще не должны никому из них симпатизировать, и самое плохое в работе журналиста, когда один политик ему симпатичен, а другой — несимпатичен.
«НР»: А у вас есть такие предпочтения личные?

Е.К.: Я же живой человек. Смотрю за работой моих коллег на Западе — вот где существуют вековые традиции. Ведущие телевизионных программ ко всем относятся, предположим, с неприязнью. Или, наоборот, всех любят. В зависимости от того, какую роль им удобнее играть.

Есть журналисты, которые играют всегда роль доброго следователя, обволакивающего собеседника, и трудные вопросы упаковывают в такую пушистую и мягкую форму, что человек даже не сразу понимает, в какой капкан он попал.

А есть такие агрессивные напористые ребята, которые, наоборот, любят не нравиться, любят вызывать у собеседника раздражение, задают вопросы иногда на грани фола — по форме я имею в виду, не по сути.

В основном в силу языковых моих возможностей знаю телевизионную журналистику англоязычных стран — прежде всего, Великобритании и Соединенных Штатов. Есть еще канадская журналистика, есть австралийская, новозеландская… Но вот я говорю о моих коллегах, работающих в англосаксонском языковом сегменте. Все они, безусловно, глубоко прячут личные симпатии и антипатии. Хотя они ходят на выборы и голосуют за ту или иную партию.

Газетная журналистика на Западе немножечко по-другому устроена. В США, как правило, колумнисты, во всяком случае, в таких газетах как New York Times или Washington Post, свои политические симпатии или антипатии меньше скрывают.

В континетальной Европе во многих странах пресса откровенно партийная.

Но я повторяю, что не хочу быть участником политики, хочу наблюдать за ней со стороны.

Что касается моих перспектив в журналистской работе в России, я, в принципе, совсем с российской площадки не уходил. Я периодически выступаю как комментатор в российских средствах массовой информации.

Сегодня (беседа проходила 14 апреля, — «Новый Регион») исполнилось ровно 10 лет с того дня, как НТВ, где я был генеральным директором, полностью перешло под контроль новых собственников из «Газпрома». Меня весь день одолевали звонками, просили каких-то комментариев, я много разговаривал с моими коллегами по телефону.

Помимо этого, я пишу иногда колонки для тех или иных средств массовой информации, интервью даю как аналитик, не как герой каких-то событий, а как наблюдатель за происходящим.

При этом я слишком погружен в украинские дела, в украинскую политику, чтобы параллельно заниматься российской. Это, знаете ли, чревато раздвоением личности. Когда я только приехал в Украину, я одновременно вел и программу «Наверху» — первый мой журналистский опыт в Украине на канале ТВi, до того, как меня пригласили работать на «Интере». И параллельно я вел программу «Власть» на «Эхе Москвы».

Но я очень скоро почувствовал, что невозможно одинаково погружаться, просто физически невозможно такое количество информации пропускать через себя. Поэтому я сознательно выбрал Украину.

Мне сейчас не хотелось бы работать в России, особенно возглавлять какой-либо федеральный канал. Это вообще не мое. Я оказался у руля НТВ в силу стечения обстоятельств. Предыдущий гендиректор ушел, фактически сбежал с НТВ, почувствовав, что грядут тяжелые времена, перешел на государственное телевидение, компания оказалась без первого лица. Нужно было срочно занять освободившуюся вакантную должность.

У тогдашних владельцев компании не было иной кандидатуры, не было возможности неторопливо через «хэдхантерские» агентства искать достойную замену. И, поскольку компания находилась под политическим прессом со стороны Кремля, мало кто со стороны согласился бы в такой ситуации прийти на канал. Да и человек со стороны не годился. Нужен был кто-то из ветеранов команды, который знал бы подход к каждому сотруднику, и мне пришлось в этой роли выступить.

Я предпочитаю заниматься журналистской работой, а не администрированием. У меня это получается гораздо лучше. Бывают ведущие, за которых все делают: тексты им пишут, они по суфлеру все читают. Есть ведущие-актеры, которые сегодня могут вести политическую программу, а завтра какое-нибудь развлекательное шоу по сценарию, составленному другими.

Я — ведущий-журналист, я пропускаю все через себя. Сам стараюсь писать тексты, а если кто-то из коллег помогает мне и что-то пишет, все равно этот текст потом основательно редактирую. Это, в конечном счете, выходит из-под моего пера, с клавиатуры моего компьютера.

Ну и невозможно оторвать ситуацию на рынке средств массовой информации от ситуации в стране. Мне не нравятся порядки, которые сейчас царят на политической площадке в России. Я не поклонник ни Путина, ни тандема Путин — Медведев, ни даже Медведева отдельно взятого. Мне не нравится управляемая демократия и путинизм как политическая практика, как политический режим.

Невозможно работать руководителем какого-либо крупного телеканала в России и не быть обязанным играть по правилам системы.

«НР»: Вопрос Бориса из Москвы: «Сколько Вам платит Америка?». И похожий вопрос: «Шустеру, понятно, кто платит. А Вам кто платит?».

Е.К.: Мне платит телеканал «Интер». Шустеру платит его собственная телекомпания — «Савик Шустер Продакшнз»… Это вопрос из области того, что миром правят сионские мудрецы, что существует всемирный жидо-массонский заговор, и что есть некий Вашингтонский обком…

Борис в это верит — блажен, кто верует, тепло ему на свете. Попытка переубедить таких людей, как Борис — это попытка переубедить глубоко верующего человека в том, что Бог есть, что он един в трех лицах и так далее и тому подобное. Это уже не вопрос рациональных аргументов, это вопрос веры.

«НР»: Очень много советчиков, как вам делать передачу. Предлагают: Пояркова не зовите, выгоните политиков, а вместо них работайте с простыми людьми и т.п.

Е.К.: Я работаю на телевидении с января 1987 года. То есть, меньше чем через год стукнет четверть века. И при этом довольно быстро стал телевизионным ведущим, уже где-то осенью 1987 года дебютировал в роли одного из ведущих утренней программы, которая тогда называлась «90 минут» (она потом много раз меняла свое название). Это утреннее информационно-развлекательное шоу, которое идет сейчас на Первом канале…

И вот с тех пор мне все время советуют. И советы дают самые разнообразные: от того, чтобы подстричься наголо и сбрить усы, до того, чтобы всех выгнать и звать только представителей народа, или оппозиции, или только власть, а оппозицию гнать в три шеи… И обязательно: приглашать Пояркова, или Пояркова не приглашать.

Для меня главное, что мою программу по-прежнему смотрят, что люди остаются к ней неравнодушными — были бы равнодушными, советов бы не давали. А так… делаю передачу сообразно своим представлениям о том, что хорошо и что плохо в нашей профессии. При этом, наверное, иногда ошибаюсь, экспериментирую, непосредственно в эфире тестирую те или иные новые форматы, способы подачи материала.

Что касается талантливого художника Сергея Пояркова, то поймите, господа-товарищи-коллеги, это же не всерьез. Это, если угодно, вставной номер внутри программы, который призван встряхнуть аудиторию, оживить дискуссию. Политики, которые к нам приходят, — умные люди. Они понимают, что Поярков добровольно играет в программе роль такого шута, королевского шута, если угодно. За что я ему чрезвычайно благодарен, поскольку не каждый согласится такую роль играть. Ведь все ж великие, все боятся корону уронить!
«НР»: Спрашивает Антон из Одессы: Где сейчас Доренко? Он вступил в КПРФ, а вы партийный? Какой партии симпатизируете в России или на Украине?

Е.К.: В России я сейчас не работаю, бываю редко. Моя база на сегодняшний день — Киев. Поэтому текущая российская политика для меня, увы, далека.

Я не мониторю ее, как подобает. Серьезный журналист должен встречаться с политическими деятелями, с политтехнологами, с коллегами, наконец, обмениваться информацией, выуживать какие-то секреты, вести разведывательную работу. Хороший политический журналист действительно сродни разведчику, ведь политики часто вовсе не горят желанием делиться информацией. У меня нет возможности этого делать в России.

Я выбрал Украину, поскольку здесь политика гораздо живее, интереснее. В России она в значительной степени имитационная.. На самом деле, страной правит узкий круг лиц, и все решения принимаются внутри этого узкого круга.

Происходит девальвация серьезной политической журналистики, комментаторы уподобляются пикейным жилетам из романа «Золотой теленок» Ильфа и Петрова. «Да, Бриан — это голова, ему палец в рот не клади», — примерно на таком уровне рассуждают о политике некоторые мои московские коллеги. Мне в этом, честно говоря, не очень хочется участвовать.

Что касается желания вступить в какую-нибудь политическую партию в Украине или в России, я об этом уже сказал, журналист, на мой взгляд, должен быть вне политики и над ней.

Доренко же, насколько я знаю, является главным редактором Русской службы новостей (РСН), он там ведет какую-то собственную передачу, фактически отлучен от телевидения, как и многие другие знаменитые тележурналисты 90-х годов.

У всех это проявляется по-разному. Светлана Сорокина, например, практически ушла с телевидения. У Леонида Парфенова, которой не имеет своей регулярной телепрограммы с 2004 года, есть, как он сам шутит, «лицензия» на производство двух документальных фильмов в год. (Как охотнику в Африке выдают лицензию на отстрел одного слона, одного льва или двух буйволов). То есть, Леониду разрешено дважды в году появляться на Первом канале в качестве автора и ведущего документальных фильмов. На самом деле, бывает, что он и три фильма делает, и четыре, и вот еще программа «Какие наши годы» у него появилась, так что не все так плохо у него.

Доренко же иногда приглашают в качестве гостя в политические ток-шоу. Но при этом он уже блестяще, на мой взгляд, освоил профессию радиоведущего.

Он великолепно импровизирует, у него прекрасные голосовые данные, красивый низкий бархатный голос. У него, безусловно, есть необходимые для радиоведущего актерские способности. Я с удовольствием его слушаю, когда бываю в Москве и натыкаюсь на его программу.

А в Компартию он вступил уже очень давно, но я думаю, что это, скорее, такой политический эпатаж с целью привлечь внимание к своей персоне, нежели серьезная работа в рядах партии. Безусловно, он человек левых взглядов, но он порой империалист, порой демократ, человек противоречивый, как и все мы.

Но, безусловно, Сергей — порядочный человек, и для меня это очень важно. Я это очень ценю, поскольку возникали несколько раз ситуации, когда он лично по отношению ко мне вел себя предельно порядочно и корректно, чего не скажешь о некоторых других бывших коллегах, которые, казалось бы, по определению должны быть моими друзьями или, как минимум союзниками. Увы, это известная беда российских демократов — они часто тайно ненавидят друг друга и с наслаждением готовы воткнуть один другому нож в спину.

«НР»: Спрашивает москвич Смирнов. Господин Киселев, в свое время Вы с экрана объявили, что подаете в суд на Коржакова за клевету (Коржаков на основании документов обвинил Вас в сотрудничестве с КГБ СССР в молодости). Какое решение вынес суд? А если суда не было, то почему?

Е.К.: Честно говоря, я уже с трудом помню, кто такой Коржаков.

«НР»: Денис из Москвы: «Почему в России один из самых высоких показателей инфляции? В развитых странах такой инфляции нет, хотя там и нефти нет».

Е.К.: Я вообще не экономист, и боюсь заходить на чужую территорию, поскольку очень легко опростоволоситься. Но, насколько я понимаю, высокая инфляция — это неизбежный спутник любой экономики, основанной на нещадной эксплуатации ресурсных возможностей.

Любая страна, обладающая большими природными ресурсами, которая использует эти ресурсы в качестве главного источника финансирования экономического роста, обречена на высокую инфляцию.

Есть такое понятие «ресурсное проклятие». Практически все страны мира, которые имели в прошлом какие-то, как им казалось, неисчерпаемые ресурсы — будь-то золото, уголь, нефть, газ или еще что-то, рано или поздно сталкивались с проблемой необходимости экономической модернизации.

Великую Испанскую империю, простиравшуюся от Мадрида до берегов Америки на Запад и до Филлипин на Восток, погубило то, что у них было слишком много золота. Я боюсь, что российскую экономику рано или поздно может погубить то обстоятельство, что у нас по-прежнему слишком много газа, нефти, и цены на газ и нефть так высоки.

Потому что сейчас со всей очевидностью в полный рост встает проблема отставания России в области современной промышленности, современных технологий, и не случайно так часто президент Медведев говорит о необходимости ускоренной модернизации, и не случайно премьер-министр Путин проявляет по этому поводу, мягко говоря, крайнюю сдержанность.

Путин всеми своими корнями связан с топливно-энергетическим комплексом, с «Газпромом», с «Роснефтью», с другими энергетическими компаниями России.

Посмотрим, чья возьмет.

«НР»: Ильдар из Подмосковья интересуется, будет ли Путин снова выдвигаться в президенты?

Е.К.: Ответ на этот вопрос может дать только сам Владимир Владимирович Путин. Такая информация становится достоянием журналистов задним числом.

Сегодня мы потихонечку начинаем узнавать какие-то подробности предыдущего предвыборного цикла… Президентство Медведева — это было решение Владимира Путина. И я думаю, если Путин примет решение баллотироваться на пост президента снова, он переизберется еще на 6 лет, а потом, скорее всего, еще на 6. Если, конечно, не произойдет каких-то социальных или экономических катаклизмов.

Вон эксперты Центра Стратегических Разработок при правительстве РФ — не какие-нибудь оппозиционеры! — опубликовали доклад, в котором предсказывают скорое наступление обвального кризиса доверия правящему «тандему» и партии «Единая Россия». Я, честно говоря, не очень верю в это, но чего только в жизни не бывает.

Кто мог предположить, что произойдут события, которые были в Египте, или в Тунисе, или в Ливии? Они, тем не менее, произошли.

Я не вижу сценариев, при которых похожие события могут случиться и в России.

Но в 1985 году, когда Горбачев только-только пришел к власти, тоже никто не предполагал, что будет происходить в российской политике всего через 2 и тем более через 4 года. А уже в 1989 году в прямом эфире представители нарождавшейся оппозиции заговорили о равных условиях для политической борьбы, об отмене 6 статьи конституции СССР, которая гарантировала КПСС роль руководящей партии. Представители Латвии, Литвы, Эстонии заговорили о предоставлении республикам Балтики государственной независимости и от полном отделении от СССР…

Однако в тот новый исторический момент никто опять не мог предположить, что еще через 2,5 года СССР развалится, а КПСС прекратит свое существования.

Всякое может произойти в истории, в том числе в достаточно близком обозримом будущем. Хотя, повторяю, на сегодняшний день я никаких таких оснований не вижу.

Путин будет следующим президентом России, если только не примет решение сохранить нынешнюю систему, систему тандема, при которой Медведев президент, а он — премьер-министр.

Но у меня такое ощущение, что эта тандемократия перестает работать. В силу того, что бюрократия мечется.

Думаю, что Путин и Медведев на самом деле сидят в одной лодке, они члены одной команды. Причем, Медведев признает старшинство и лидерство Путина в этой связке, а различия между ними чисто стилистические. Но аппараты мечутся, потому что каждому чиновнику даже физически президент не может объяснить, что имеется в виду под, скажем, недавней полемикой по поводу Ливии. Природа аппаратной бюрократии такова, что она должна получать внятные сигналы.

Кроме того, есть два центра власти, есть два аппарата, которые борются, конкурируют между собой. И, чем дольше Медведев находится в президентском кресле, тем больше он, волей-неволей, обрастает весом, влиянием, и это тоже может нарушать баланс внутри тандема.

Думаю, что предстоящие президентские выборы 2012 года в России могут сопровождаться не только выборами того или иного физического лица, но и переменой в конструкции. То есть, будет президент, при котором будет технический премьер-министр. Условно говоря, Путин переизбирается, Медведев — уже не премьер-министр, а, скажем, председатель Верховного суда. Но не нынешнего Верховного суда, а некоего нового Верховного суда, который объединит под одной крышей нынешний Конституционный суд, нынешний Верховный суд, нынешний Высший арбитражный суд России. Утверждают, что даже готов соответствующий законопроект.

Или, быть может, наоборот — Медведев остается президентом, а Путин становится главой вот этого самого супер-суда, а премьер-министр будет, скорее, технической фигурой. Может быть, какой-то еще вариант.

Реальной политической борьбы в России нет, решения принимает очень узкий круг людей, а самые важные решения принимает Путин лично, не советуясь даже порой с самыми близкими и верными ему людьми, поэтому гадать на эту тему достаточно сложно.

Я не вижу никаких сил, которые могли бы попытаться эту ситуацию разрушить, не вижу возможности египетского варианта или украинского варианта образца 2004 года. Никакой цветной революции я не предвижу и в такую возможность мало верю.
«НР»: Валерий из Сахалина спрашивает о судьбе России и Украины, и нынешних границах. Войдет ли Украина в состав России? Будет ли передел границ?

Е.К.: Я полагаю, что при всем дружелюбном отношении президента Януковича и других ключевых игроков правящей команды к России, никто из них не собирается быть ни малороссийским губернатором, ни чиновниками при малороссийском губернаторе.

Полагаю, что Янукович хочет оставаться президентом независимой суверенной самостоятельной Украины, у которой есть свои национальные интересы. В том числе, совпадающие с интересами крупнейших, скажем так, системообразующих частных компаний финансово-промышленных групп.

Пусть это кого-то покоробит, но, вы знаете, интересы Украины — это, в известном смысле, интересы СКМ Рината Ахметова. Знаете, как в Америке говорили, что интересы Ford или General Motors — это и есть национальные американские интересы?

От успешного развития и процветания таких компаний, как СКМ Ахметова, или «Интерпайп» Виктора Пинчука, или «Укрпроминвест» Петра Порошенко, которые создают сотни тысяч рабочих мест, в конечном счете зависит благополучие рядовых украинцев.

Это вопрос дискуссионный… Есть люди, стоящие на той позиции, что нет разницы, кому принадлежат те или иные активы. Вот есть Лакшми Миттал, который владеет «Криворожсталью», и там тоже есть рабочие места, и тоже есть зарплаты, которые более или менее регулярно выплачиваются.

Но, обращаю ваше внимание: проблемы, которые недавно возникли у компании Лакшми Миттала в Украине, были связаны как раз с тем, что компания попыталась увильнуть от выполнения целого ряда инвестиционных обязательств, связанных с социалкой. Ведь Кривой Рог — это классический пример моно-города, вся экономика которого и вся социалка завязана на благополучии одного предприятия…

Индийцев здесь трудно винит