Путина сформировала идея «правильного пацанства»

Выражение «пацанские правила» стало у нас довольно популярным. Причем в нехорошем смысле. Применяют его обличители режима – применительно к премьер-министру и его ближайшим сподвижникам. Вот, дескать, развели эти майоры и подполковники запаса пацанские правила в большой политике, каковой на самом деле нету, да и, страшно сказать, в честном или, может, даже частном бизнесе.

Обвинение, надо сказать, довольно хитрое. С одной стороны, оно, безусловно, справедливо: да, пацанскими правилами эти майоры и подполковники и в большой политике, и в своей повседневной практике и впрямь руководствуются. И презирают тех, кто, на их взгляд, ведет себя в той или иной ситуации не по-пацански. С другой же стороны, обвинение строится на очевидной далеко не для каждого, однако несомненной подмене: рассуждая о пацанских правилах, обличители на самом деле имеют в виду воровские понятия – то есть нечто не просто другое, но во многих смыслах прямо противоположное.

Воровские понятия более-менее подробно описаны и исследованы. Их главная изюминка в том, что они распространяются исключительно на самих воров и вместе с тем заранее лишают каких бы то ни было прав любого, кто в воровской мир не входит. В этом отношении воровские понятия не слишком оригинальны; так устроено (или было устроено) на земле многое. Опричнина и земщина в России XVI века, рабовладение в античности, подразделение на «верных» и «неверных» в радикальном исламе…

В современном искусстве эту дихотомию лучше всего передают популярные произведения на вампирскую тему: у вампиров свой кодекс чести (свои понятия), не распространяющийся на людей. Люди — это пища и (при случае) источник опасности. Точь-в-точь как терпилы для воров. Самурай (еще одна аналогия) мог зарезать простолюдина исключительно затем, чтобы опробовать, хорошо ли заточен меч. Люди старшего поколения смутно (хотя бы на уровне слухов) помнят, как проигрывали воры места в кинотеатрах. Вот возьмешь билет в конкретный ряд на конкретное место – и тебя зарежут, потому что твое место «проиграно».

Одним словом, воры это «другие». В отличие от правильных пацанов. Правильный пацан потому и правильный, что он по сути дела не чужой, а свой, он правильный потому, что справедлив ко всем. Люди вокруг него разные – и отношение к ним тоже разное, — а вот справедливость у него на всех одна.

Правильный пацан – моральный авторитет самого широкого профиля. К ворам тянутся блатные и приблатненные, шпана, гопники и прочие «дети горчичного рая» (по названию одного старого переводного романа), а к правильным пацанам – те, кто настроен на поиски справедливости, пусть и своеобразно понимаемой. Не будем забывать, что на идее справедливости строилась и идеология Страны Советов, хотя практика и здесь, естественно, далеко не всегда совпадала с теорией.

У меня нет данных по другим городам (и эпохам), но вот наше питерское пацанство как вполне реальный феномен я определенно связываю с войной (то есть с блокадой) и с несколькими послевоенными десятилетиями, когда правильным пацаном (то есть более-менее общепризнанным носителем и источником справедливости) мог оказаться и только что вернувшийся с зоны авторитет, и однорукий (рука потеряна на войне) директор школы, и какой-нибудь возящийся с криминальным контингентом опер или спортивный тренер; да, собственно говоря, кто угодно.

Хорошо, кстати, эта диалектика пацанской правильности раскрыта в романе Андрея Константинова «Тульский и Токарев», юным героям которого не нужно ничего, кроме справедливости, а черпать ее они готовы подчас из самых неожиданных источников.
Я вспоминаю мир собственного детства: в благополучной семье, с домработницей и домашней учительницей английского, он был – и в школе, и во дворе, а в каком-то смысле и дома – определенно пацанским. При всей опасности тогдашнего существования (а оно было опасным) самым страшным для подростка было уронить себя: струсить, убежать, предать, наябедничать и т.д., одним словом, смалодушничать. При этом правильные пацаны крайне редко выступали в роли прямых арбитров, но их совместный авторитет создавал и поддерживал общую атмосферу, в которой представления о справедливости буквально носились в воздухе.

Я на шесть лет старше Путина и был на те же шесть лет моложе Бродского. Убежден, что во многом сформировавшая меня идея пацанства (правильного пацанства), в какой-то мере сформировала и этих двоих, как бы далеки друг от друга они ни были. У Путина это прорывается в высказываниях (да и в поступках), у Бродского сквозило в стихах и не только. Принять Нобелевскую премию было по-пацански, а принять приглашение Собчака посетить Петербург – не по-пацански, чтобы ограничиться одним примером.

Константинов, его частый соавтор Вышенков и президент Медведев – практически одногодки. И, вероятно, это последнее поколение, чтущее (пусть порой и не задумываясь над этим) пацанские правила – дальше пришла «организованная спортивность», отличающаяся хотя бы тем, что и сорганизовалась она только на войну всех со всеми. И сейчас, когда политический класс всерьез озабочен проблемой-2012, можно с большой долей уверенности предположить, что решена она будет по-пацански, то есть по справедливости, даже если кого-то из самих пацанов будет от этого решения воротить.